— Значит, они легко взрываются?
— Хорошее попадание сзади кабины, и они лопаются, как хлопушки с конфетти.
— Они стоят на ангарной палубе. Но их никто и не думал заправлять горючим.
— Это делают перед вылетом. Во-первых, все самолеты будут заправлены, а «Вэлы» и «Кейты» к тому же снарядят бомбами и торпедами. Это самый сложный момент для авианосца: собственно, из-за этого Япония и проиграла войну.
— Войну?
— Ну да. При Мидуэе японцы, как и планировали, нанесли первый воздушный удар, и потом их самолеты вернулись на авианосцы. Их заново заправили, загрузили бомбами. Но они не успели взлететь и оказались беззащитными перед нашими пикирующими бомбардировщиками. Японцы потеряли четыре авианосца, своих лучших летчиков, и в конечном итоге проиграли войну.
— У нас нет пикирующего бомбардировщика, — грустно произнес Тодд. Его надежды угасли.
— Зато у нас есть мозги. В нас есть мужество.
Молодой человек выпрямился. У глазах его зажглись странные огоньки.
— Может, мы действительно умерли, как вы тогда сказали?
— Я тогда просто сильно ошалел…
— Может, вы правы, — говорил Тодд странно высоким голосом. — Это ад. Всюду зло. Фудзита — воплощение зла. Он сущий дьявол.
Порох Росс схватил Тодда за плечи, потряс его.
— Тодд! Что ты несешь! Опомнись!
— Да. Бога ради. Надо остановить зло. Остановить дьявола и его демонов.
Дверь распахнулась. Вошел капитан второго ранга Масао Кавамото.
— Капитан, — сказал он, и в голосе его не было привычного презрения. — Вас приглашают на флагманский мостик.
— Люцифер хочет вас видеть, капитан! — выкрикнул Эдмундсон. — Не заставляйте его ждать!
— Мой матрос нездоров, — обратился к Кавамото Росс.
Эдмундсон перепрыгнул через койку.
— Демоны! Демоны! — Он кинулся на Кавамото, расставив руки.
— Не надо, Тодд, — крикнул Росс, пытаясь перехватить юношу, но неудачно.
Кавамото отпрянул в сторону, и тут появились два охранника. Эдмундсон кинулся на них. Раздался глухой звук столкнувшихся тел, и кричащего американца поволокли на его койку.
— Не надо! — крикнул Росс, пытаясь помешать японцам, но и его быстро скрутили двое новых охранников. В мгновение ока каюта наполнилась японцами, которые что-то кричали, заглушая вопли Эдмундсона.
Росс услышал, как Кавамото пролаял какую-то команду. Тотчас же все взоры обратились на Тодда. Он что-то кричал, извивался, а японец привязывал его к койке. На губах американца выступила пена.
— Пожалуйста, отпустите меня, — сказал Росс Кавамото. — Все уже кончено.
Кавамото махнул рукой. Тотчас же Росса отпустили.
— Ему нужен укол, что-то успокаивающее, — сказал он, показывая рукой на юношу.
— Вы сами знаете: более сорока лет мы провели в изоляции, капитан. Наши запасы лекарств оскудели. — И затем добавил, махнув рукой в сторону двери: — Это может быть сделано по распоряжению адмирала.
У двери Порох обернулся. Дикие глаза Эдмундсона уставились на него. Уже уходя, он услышал долгий то нараставший, то затихавший вой. Вой, куда больше похожий на звериный, чем на человечий.
Когда Росс в сопровождении охранников переступил порог адмиральской каюты, то он увидел, что Фудзита один. Как обычно, адмирал сидел в кресле за своим столом. Росс поклонился, адмирал ответил коротким кивком и, щелкнув пальцами, отпустил охрану. Затем жестом пригласил гостя садиться.
Усаживаясь, Росс испытал смесь противоречивых чувств. Он убил офицера его императорского величества капитана второго ранга. Он ожидал, что за это его возненавидят еще больше, станут относиться с новой жестокостью, а быть может, и вовсе казнят. Однако, похоже Эдмундсон был прав. Если отношение японцев и изменилось, то в иную сторону. Они по-прежнему видели в нем врага, но врага, которого уважают. Он убил самурая, причем в ситуации, когда у него почти не было шансов уцелеть, и когда на него взирали как на нечто и в подметки не годившееся его противнику. Он знал, что, по старинным обычаям, воин должен искать себе противника среди равных себе. Он же был варвар — нечистый варвар, у которого круглые глаза и привычка есть мясо. Считалось, что убить самураю такого — раз плюнуть. И еще Росс не сомневался: на японцев произвело неизгладимое впечатление то, как он убил Хирату: беспощадно, неистово, почти что с наслаждением. Упиваясь местью. Это японцы отлично понимали. Умение отомстить особенно ценилось у самураев.
Когда адмирал заговорил, Россу стало ясно, что тот думал примерно таким вот образом.
— Знаете ли вы историю о сорока семи самураях, капитан?
Росс уставился на старого моряка с немалым удивлением. Он ожидал, что речь пойдет о Хирате, о радарах, о русских, но не о старинных преданиях. Он стал смутно припоминать эту историю:
— Старинный миф о мести, адмирал? — спросил он не в силах скрыть удивления. Впрочем, удивляли его и собственные эмоции. Сейчас он не испытывал ни ненависти к врагу, ни гнева. Снова любопытство заслоняло все остальное. Вокруг старого адмирала возникла загадочная аура, он не только внушал страх, но еще и завораживал. Реальность стала первой жертвой этой странной силы, исходившей от Фудзиты. Эта сила превращала субординацию в нечто мягкое, аморфное, словно пролитая сметана, принадлежала далекой древности, загадочной культуре и требовала безоговорочного подчинения от матросов и офицеров «Йонаги» и уважения от Пороха Росса.
Старик являл собой связующее звено. Мостик в то прошлое, к которому принадлежал и сам Росс. Тогда он был еще молодым и сильным, а молодость и силу особенно уважают те, кто оказался на пороге старости. Росс в этом смысле не был исключением. Ему не терпелось поскорее перейти этот мост, оставив на этой стороне ненависть, страх и даже чувство реальности. Однако, покидая эту каюту, Росс всякий раз испытывал прилив прежних чувств. Он снова загорался желанием уничтожить «Йонагу», если, конечно, предоставится хотя бы малейшая возможность. Но в этой каюте он не мог и помыслить о том, чтобы нанести удар. И адмирал чувствовал это, читал его мысли. Чем еще можно было объяснить отсутствие охраны, связистов? Он знал, что адмиралу нужен собеседник. Но желания выговориться было недостаточно. Нет! Росс понимал, что адмирал Фудзита не боится его, капитана Теда Росса. Американец подозревал, что адмирал вообще никого и ничего не боится.
— Это не миф, — продолжал тем временем Фудзита. — Это быль.
— Прошу прощения, адмирал, — перебил старика Росс, в голове у которого вдруг внезапно все прояснилось. — Мой матрос Эдмундсон… Он заболел.
— Знаю, — адмирал нетерпеливо похлопал по телефону. — Сейчас его осматривает наш врач.
— Ему нужен транквилизатор. Временное помешательство.
Адмирал откинулся на спинку кресла и сказал:
— Капитан, мы не в состоянии давать такие лекарства даже нашим собственным больным. Все подобные препараты, которые у нас остались, мы вынуждены сохранять для раненных при выполнении боевого задания. Матрос Эдмундсон будет пока оставаться в своей каюте. Если понадобится, то его привяжут к койке. То же самое я приказал бы сделать с любым членом нашего экипажа. — В голосе адмирала чувствовались искренность, понимание ситуации.
Росс прикусил губу, затем сказал:
— Тогда я прошу, чтобы меня вернули к нему как можно скорее.
— Мы не дикари, капитан. Я распорядился, чтобы к нему приставили санитара. Если ему станет хуже, то его переведут в лазарет. Поверьте, за ним сейчас ухаживают гораздо лучше, чем если бы этим занялись вы.
Росс нетерпеливо махнул рукой.
— Но я его капитан! Я прошу иметь возможность посещать своего матроса, если он окажется в лазарете.
— Разумеется. Если мы сочтем эту меру необходимой и вы будете под надежной охраной. Но за этим мы проследим. — Тут на лице адмирала появилась легкая улыбка. — Я знаю, что вы человек чести и потому постараетесь вырваться на свободу при первой возможности. Чтобы нанести удар по тем, кто вас ее лишил. — Старик провел тонким скрюченным пальцем по столу. — Мы с вами знаем, что авианосцы — самые уязвимые из всех боевых кораблей.