А на шестидесятилетний юбилей (как же молод он, мерзавец!) я о нём написал гораздо подробней:
Я помню, как, исход верша,в душевно-умственном провале,достичь земли своей спеша,мы в Вене грустно застревали.И тут, как древний Одиссей,вселяя в сердце светлый дух,евреям, словно Моисей,являлся Ицик Авербух.А сам он жил без капли жалобы,легко, как будто занят танцами,его энергии достало бына две больших электростанции.Себе красотку из Йеменаон в жёны взял, служа примером,что два еврейские коленасоединить возможно хером.А убежав от суеты,в часы, когда повсюду спали,трёх деток редкой красотыон настругал на радость Тали.С охотой он и ест, и пьёт,всех веселит, судьбу не хает,и так при случае поёт,что Пугачёва отдыхает.Весь век живя среди людей,он не застыл, хотя начальник,и много всяческих идейон дарит нам, кипя, как чайник.Со всеми он живёт в ладу,ему забавна глупость наша,он даже хвалит ту бурду,что густо варит Окунь Саша.Ценя его за ум и сметку,я очень с Ициком дружу,и с ним бы я пошёл в разведку,но, слава Богу, не хожу.Ему сегодня шестьдесят,но только что ему с того,и ни минуты не висятбез дела органы его.Сияет свет на наших лицах,пойдём – куда ни позови.Мы очень рады, милый Ицик,что современники твои.А о любимой дочке Тане я люблю рассказывать одну чисто пророческую историю. Ей было шесть лет, когда я её повёз куда-то. Исполнилось как раз полвека с образования Советского Союза – всюду флаги трепыхались, и какие-то из громкоговорителей плескались песнопения и бравурные речи. Стоя возле меня в битком набитом автобусе, малютка Таня сказала исторические слова:
– Лучше ехать на такси, чем со многими народами.
Сами народы это осознали только двадцать лет спустя.
А вскоре (как же время-то летит!) явились к Тане мы на юбилей. И я прочёл ей оду на сорокалетие:
Порядок пьянства не наруша,хотел бы я сказать сейчас:спасибо, милая Танюша,что родилась в семье у нас.Вполне с душой твоею тонкой(да и с повадкой заодно)могла родиться ты японкой —ходила б, дура, в кимоно.Весьма подвижная девица,лицом румяна и бела,могла француженкой родиться —какой бы блядью ты была!В тебе есть нечто и славянское,российской кротости пример:налит коньяк или шампанское —тебе один по сути хер.Хоть на сердечные делабывала ты порой в обиде,но чудных дочек родила,а это – счастье в чистом виде.Являя чудо добротына поле родственном тернистом,совсем не била брата ты,и вырос он авантюристом.Твоё презрение к наукам,семье известное давно,ты передашь, конечно, внукам,у дочек есть уже оно.Твоё душевное тепловсегда уют нам щедро дарит:куда бы время ни текло,а рядом Таня кашу варит.Ты легкомысленна в папашу,а в мать – по-женски ты умна;прими любовь, Танюша, нашу,и что налито – пей до дна!А Боря Шильман тоже возмутительно молод: только что исполнилось шестьдесят. У Бори профессия загадочная – он хиропракт. У него своя клиника, и к нему густым потоком текут страждущие. Он не расспрашивает пациента о его болезнях и недомоганиях, он кладёт его на живот, гуляет пальцами по позвоночнику и сам говорит удивлённому больному, что именно того беспокоит. После чего он что-то гладит, разминает, порой встряхивает пациентов, невзирая на их жалобные стоны, и за несколько сеансов (а порой – всего за один) достигает чуда облегчения. И сам я был свидетелем таких чудес. И всё это – игрой на позвоночнике. Поэтому и славословие ему на юбилей я назвал —
Ода спинному хребту