— Теперь ты чего-то недоговариваешь, — сказала Джин, стараясь, чтобы ее замечание прозвучало непринужденно.
Она никогда не видела Теда таким, как сейчас. Он выглядел старше, жестче.
— Вы американка? — вдруг спросила девушка, сидевшая рядом, и Джин повернулась к ней. При всей своей любви к Риму она с радостью услышала родную речь, и никаких представлений друг другу им уже не потребовалось. Джин увлеченно болтала с соседкой, оказавшейся студенткой одного из восточно-американских университетов, пока Тед снова не толкнул ее. Пора было выходить.
На этой остановке кроме них почти никто не вышел, остальные пассажиры направлялись к более известным катакомбам или куда-нибудь дальше, откуда можно вернуться в город пешком, осматривая по дороге достопримечательности. Компания из девяти человек сгрудилась вокруг Энди, и он показал на здание, стоявшее по другую сторону узкой дороги.
— Это здесь. Вот базилика Сан Себастьяно — одна из семи пилигримских церквей, — добавил он, быстро покосившись на Жаклин. — Но церковь мы осматривать не будем, для вас, невежественных дилетантов, она интереса не представляет. Сейчас мы подойдем к падре Монтини — он руководит здесь археологическими раскопками.
— Что-то я ничего не узнаю, — сказал Хосе, озираясь вокруг. — Ах нет, один ориентир вижу. Могила Цецилии Метеллы, — это ведь она?
Он указал на серое сооружение, стоявшее подальше у дороги.
— Правильно, — подтвердил Энди. — Мы находимся на Виа Аппиа Антика — древней Аппиевой дороге, прославленной в песнях и сказаниях. В далекие времена вдоль нее располагались кладбища и склепы. Почти все они теперь варварски разрушены и растащены. По этой дороге и пустился в путь святой Петр во время Нероновых бесчинств, а немного дальше отсюда он встретил Спасителя и задал Ему свой знаменитый вопрос. Теперь на этом месте церковь — церковь Quo Vadis, Domine[30]. Но самая интересная реликвия находится здесь, в Сан Себастьяно — подлинные следы ног Христа, отпечатавшиеся на камне.
— Ого, — с невинным видом воскликнул Тед. — Как бы на них скорее взглянуть! Пойдем в церковь?
— Ты прекрасно знаешь, — начал Хосе, — что в это никто не верит...
Энди, усмехаясь, посмотрел на часы.
— Мы приехали чуть раньше. Наверно, успеем обежать базилику и посмотреть ее внутри. Нельзя же, чтобы Моше упустил хоть какую-то из реликвий.
— Моше? — удивилась Жаклин. — Я знаю, что вы обожаете придумывать друг другу клички, но... с чего вдруг?
— В первую неделю, когда я сюда приехал, у меня заболел глаз, — кратко объяснил Тед. — Пришлось ходить с повязкой, как у Моше Даяна[31].
— Идиотская шутка, — фыркнула Дейна. Она все еще дулась, но хотя бы снизошла до участия в разговоре. Переходя дорогу, Джин нарочно поравнялась с ней и, пытаясь исправить настроение девушки, спросила:
— Разве не эти катакомбы мы осматривали, когда проезжали здесь раньше?
— Да здесь повсюду катакомбы, — опередив Дейну, ответил Энди. — Сегодня мы осмотрим те, которые сохранились, может быть, даже в первозданном виде. В древности этот район так и назывался catacumbas, это название перешло на все здешние подземные кладбища. Так что катакомбы — места погребения. В них хоронили не только христиан. Есть языческие катакомбы, есть еврейские — во всяком случае, четыре еврейских захоронения уже найдены, и Теду кажется, что он набрел на следы еще одного.
— Вот как? — Сковил с явным интересом повернулся к Теду. — Какими материалами ты пользовался?
У Теда сразу сделался хитрый вид, хотя ему — круглолицему и добродушному — выглядеть хитрым было трудновато, а Дейна засмеялась:
— Вам-то, Сэм, следовало бы знать, что археологи не задают друг другу подобные вопросы!
— Я Теду не опасен, — улыбнулся Сковил. — Вот если бы речь шла об этрусских захоронениях...
Джин бросила взгляд через плечо, и ее удивило лицо Жаклин, — хотела бы она знать, что в этом разговоре, если он был тому причиной, натолкнуло ее подругу на какое-то озарение. Спросить она не успела, Энди дождался, когда все собрались, и повел в церковь.
Тед от души забавлялся, рассматривая реликвии. Следы на камне вдвое превышали размер человеческой ступни, подделка была столь грубой, что даже Хосе не мог удержаться от улыбки. С ехидной усмешкой Тед показал на стрелу в застекленном ящике. Он ничего не сказал, только вопросительно поднял бровь. Хосе хмуро кивнул.
— Слишком уж ты много знаешь легенд о святых, Тед, — сказал он. — Наверно, начитался, чтобы меня дразнить... Ну да, святой Себастьян принял смерть от целой тучи стрел.
— Ладно, ладно, хватит вам, — вмешался Энди. — Пошли. Наш гид ждет по соседству, в музее.
Падре Монтини, худой, среднего роста, с морщинистым крестьянским лицом, был облачен в грубую рясу с капюшоном, подпоясанную веревкой. Он приветствовал девушек широкой восхищенной улыбкой, но на Хосе посмотрел сдержанно. А Сковилу низко поклонился и долго жал руку, дольше, чем хотелось бы профессору. Видимо, падре много о нем слышал.
Монтини начал с того, что показал им искусно выполненный макет церкви, где они только что побывали, а затем макет ее предшественницы — базилики четвертого века — и макет древнего кладбища, которое существовало задолго до обеих церквей. Энди уже объяснил друзьям, что церковь не всегда была посвящена памяти святого Себастьяна. В период раннего христианства она называлась Апостольской, и руины под ней подтверждают, что это место не зря связывают с именами двух святых — Петра и Павла.
Энди прервал священника и обратился к нему с каким-то вопросом, но он так быстро говорил по-итальянски, что Джин не поняла, о чем он спрашивал, однако на падре вопрос произвел совершенно неожиданное впечатление. Он вспыхнул и разразился длинной тирадой. Сковил-старший поддержал своего отпрыска, и завязался горячий спор. Изумленная Джин обернулась к Хосе, стоявшему рядом:
— О чем они?
Хосе усмехнулся:
— Энди спросил Монтини, была ли у святого Петра дочь. Это старая проблема. Церковь утверждает, что святой Петр не имел ни с кем никаких отношений, кроме платонических, а Энди настаивает, что Петронелла была родной дочерью апостола.
Жаклин подошла к ним как раз в это время и услышала ответ Хосе.
— А разве в Библии не упоминается жена Петра?
— По-моему, нет, — равнодушно ответил Хосе. — Этот вопрос не имеет особого значения.
Жаклин что-то пробормотала, качая головой, до Джин донеслось только: «...Еще один святой девственник».
Наконец спорщики успокоились, и падре объявил:
— А теперь andiamo! Discendiamo nel sotteraneo![32]
Джин посмотрела на Майкла, и он ответил ей холодным взглядом. Видно, хотел показать, что фобия ему нипочем, не желая признавать свое поражение. Цепляется за седло сбросившего его коня, подумала Джин. Помня, в каком состоянии был Майкл после предыдущего «nel sotterraneo», Джин сомневалась, правильно ли он сделал, поехав с ними.
Уже через пятнадцать минут она убедилась, что сомневалась не зря. Они и раньше бывали в катакомбах, и ей там положительно не нравилось, а самым гнетущим местом в них она считала коридоры, такой в них царил непроглядный мрак. Эти же угнетали еще больше. В наиболее известных катакомбах, где часто бывают туристы, существует хоть намек на освещение. Здесь же туристы шествовали гуськом, и единственным источником света были свечи, которые они несли в руках. Коридоры оказались настолько узкими, что крупным мужчинам — Сковилу, Энди и Хосе — в некоторых местах приходилось двигаться боком. Низкий потолок почти касался их голов. И с обеих сторон, ярд за ярдом, коридор за коридором, в стенах от пола до потолка виднелись ниши — ряды могил, ряд за рядом, одна над другой, одна над другой, они растянулись далеко-далеко в беспросветном мраке, словно уходили в вечность.