Мама Вера рассеянно поглядывала на бумажку с планом местности и озиралась по сторонам.
— Веточка, ландыши! И много как — вон целая куртина, а вон еще, погляди — там, за сосенками…
Вздохнула. И подумала: что уж вздыхать — выбор сделан. Только имеет ли право так рисковать — бросить работу в такое трудное время? Ну, продала бабушкины серьги — на первое время хватит, а там деньги будут, только бы закончить в срок перевод… А потом? На что они будут жить, ведь надеяться не на кого, одной приходится дочь растить. А, — новый вздох, — Бог даст, не пропадем, прокормимся переводами. Главное — можно писать, можно всерьез работать…
И словно в ответ широко, протяжно зашумел лес. Вера подняла голову. Хорошо как! Воля какая! Этот лесной гул — как похож на тот гул в душе, что не отпускал ее, звал, душу бередил: все не так! Бросить бы эту опостылевшую работу, это пустое, бесцельное проживание дней… Вот и решилась, порвала — резко, одним ударом разрубив узел, что душил много лет. Редактор в слабеньком неприметном журнале… и этот гул! Будто тяга, которую слышно в печной трубе — гул незримого пламени.
Да, писать! Только это. Больше нельзя без этого — душа болеет. Да и Ветка в городе совсем увяла. Чахнет. По отцу тоскует. Хотя уж три года, как развелись, а она все мается, никак привыкнуть не может…
Вера взглянула на дочку. Та шла, низко опустив голову, глядя под ноги на прошлогодние шишки, которые усыпали тропинку. Толстые корни деревьев застывшими венами проступали под кожей земли. Ветка как-то неловко, — исподлобья глядела на мир вокруг, будто не решалась поверить, что весь он принадлежит ей.
— Миленький мой, как жить хорошо! — вырвалось вдруг у Веры, она швырнула наземь дорожную сумку, подхватила свою хрупкую дочку и закружила ее над землей. У той зарябило в глазах, голова закружилась…
— Ой, мамочка, хватит, не надо!
— Ну вот! Надо же, как ослабла. Все! Никаких занятий, никаких книжек, только воздух, вода и лес. Да?
— Ну, конечно! — Веточка улыбнулась, а потом рассмеялась с таким облегчением, будто душа наконец-то почувствовала свободу. — Мамочка, воздух какой, ты только понюхай! И не жалей ты об этой работе, надо было давно ее бросить. У тебя все получится, ты все сможешь! И напишешь самый лучший в мире роман. Только… — она вдруг помрачнела и сникла. — Только как я без Толкиена?
— Ну вот, на тебе! Мы же договорились, привезу я его… Ага, вон впереди деревня. Значит, идем правильно.
Они шли полем, засеянным то ли горохом, то ли какой-то неведомой горожанам кормовой культурой. Впереди по обе стороны дороги тянулись два ряда низких домиков с огородами.
— Мам, пожалуйста, дай мне ключи, всю связку. Хочу угадать, какой из них наш, от нашего дома.
Вера вынула из кармана связку ключей. Их было семь.
— Угадай самый добрый, самый уютный дом. Нам ведь с тобой еще дом выбирать. Интересно! Вот благодать-то…
И они вступили в деревню.
У заборов облетающие лепестки душистой черемухи, набиравшие силу соцветья сирени, аккуратные грядочки, будто вскопанные по линейке. Кустистые ростки только что взошедшей картошки, тонкие стрелки лука, глянцевый сочный щавель, сизая рассада капусты, бантики огурцов… Жарки — оранжевые огни ярких цветиков. В палисадниках вдоль дорожек стайки розовых маргариток. Посередке каждого дома, наверху — одинокое чердачное окошко, обрамленное наличниками с витиеватой резьбой. У каждого дома рисунок узора разный, цвет тоже разный, у каждого свой. Сарайчики-развалюхи, у кого-то поновее, покрепче, на задах ходят куры, растопыренные, лохматые, — разгорающаяся жара разморила. Лай собак, кукареканье, высверки солнца на трех литровых стеклянных банках, сушившихся на заборе. На многих домах красные звезды — кто-то отсюда уходил на войну…
— Мам, смотри-ка, колодец! — рванулась Веточка, положила мышь на траву. — И крышкой закрыт. Давай заглянем?
— Давай!
Крышку осторожно откинули, облокотились на край старого прогнившего сруба, вниз заглядывают… Вода темнющая, пахнет сыростью, гнилым деревом, на досках внутри мох и плесень. Кое-где белесая плотная паутина. Над головами ведро на цепи качается, вскинутое на длинной-предлинной жерди с противовесом.
— Эта штука «журавль» называется, — пояснила Вера.
— Мам, а давай воды зачерпнем?
— Давай попробуем, — Вера ухватила ведро, на себя потянула. Журавль заскрипел, и ведро поехало вниз. Тихий плеск, шум воды — набирается. Потянули вместе, перебирая руками по жерди. Подняли ведро, на землю поставили. Вера обеими пригоршнями воды зачерпнула — и в лицо, в лицо своей девочке, еще и еще… Вода льется, плещет, Ветка смеется, головой мотает, отмахивается: