— Во всяком случае, — сказал Эрвин, — я должен все хорошенько рассмотреть, чтобы потом написать об этом.
Потом он расплатился и взял портфель, куда засунул и свою легкую ночную пижаму.
— Это же неудобно, — сказала хозяйка. — Вы можете спокойно оставить это здесь до отъезда на вокзал. — Ее губы насмешливо кривились.
«Она думает, отсюда ты не так-то легко выберешься», — решил Эрвин.
Он поднялся. Вышел на улицу. Сначала было еще довольно тихо. На соседней улице, ведущей к соборной площади, люди, вероятно уже готовые выйти из домов, выглядывали в окна. Утро обещало быть теплым. В серо-зеленом сквере с еще не совсем оголенными деревьями стояло несколько скамеек. А за деревьями, которые медленно, как бы против воли, сбрасывали листья, поднималась каменная стена. В возносящихся над ней башнях ощущалась мощь и одновременно легкость. Какое-то мгновение Эрвину казалось, что вся его душа стремится к такой же легкости и силе. Потом его взгляд упал на человека, который присел на скамью напротив. Эрвин подумал: «Боже мой, не коммивояжер ли это из гостиницы, рекламирующий здешнее вино по всей Германии? Так он утверждал вчера вечером. Однако он приехал сюда не ради вина и не ради проповеди, он приехал ради меня. Он следит за мной».
Эрвин встал, как бы для того, чтобы немного согреться. Ведь настоящего тепла уже не было. Им овладел страх. В следующий миг его может кто-нибудь схватить. Он подумал: «Может быть, лишь в соборе, когда я войду. Я не хочу туда входить».
И вот он уже быстро шел по улице, по соседней, не по той, что шел сюда. Он осмелился оглянуться, лишь наклонившись и делая вид, что завязывает шнурок на ботинке. Улица была совершенно пуста. Коммивояжер, или кто бы ни был этот человек, либо не преследовал его, либо прятался.
«Да, он прячется, — подумал Эрвин. — Было бы безумием снова идти назад. Он, несомненно, хочет выследить, с кем я встречусь. Если Клаус пройдет в собор без «хвоста», он будет мне благодарен. Не наводить же мне шпика на его след».
Он обошел гостиницу стороной. Теперь он боялся только, чтобы кто-нибудь не окликнул его. Второй коммивояжер, возможно, тоже шпик. А сама хозяйка? Пожалуй, и она в курсе и может спросить его, почему он не слушал проповеди доктора Гренхаузена, раз он собирался о ней написать.
«Тогда я что-нибудь совру, — подумал он, — ну, скажем, что мне показали конспект проповеди, уж что-нибудь придет мне на ум. То, что я должен был передать Клаусу, не такое ведь безотлагательное дело. Оно ничуть не утратит своего значения, если я все сообщу в Фульде. Во второй вторник следующего месяца. Мы так условились, если почему-либо не встретимся в Наумбурге. Тогда я все наверстаю. Во второй вторник следующего месяца. Не схватили ли его? Или же он в последний момент улизнул от них? Во всяком случае, и для него хорошо, что я вовремя ушел…»
Эрвин добрался до вокзала. Он покупал билет, не оглядываясь по сторонам, он прямо-таки заставлял себя двигаться медленно, непринужденно. «А что я скажу завтра Хеммерлингу? — думал он по дороге. — За нами следили. За мной, вероятно, уже на последнем отрезке пути до Наумбурга. Потом в гостинице. А за Клаусом до собора».
Увидев Эрвина Вагнера, Хеммерлинг быстро спросил:
— Ну как, все в порядке?
— Нет, — ответил Эрвин. — Церковь была набита гитлерюгендовцами. Гренхаузен читал свою обычную проповедь. Я не мог поговорить с Клаусом. Он подал мне знак, о котором мы договорились на случай, если одному из нас что-то покажется неладным.
Хеммерлинг помолчал минутку. Тон Эрвина показался ему несколько странным. Он знал Эрвина уже довольно давно, он знал его, как ему казалось, насквозь. А Эрвин между тем продолжал:
— Ведь мы, Клаус и я, на случай помехи условились о новой встрече на следующий вторник, в Фульде. Я поеду сначала в Гиссен.
— В Гиссен?
— Ну да. Ты же знаешь, я живу в Лейпциге у подруги моей Лоры. Она девчонка хитрая. Нашла мне место в Гиссене. А Лора уехала в Вормс. Нам повезло. Мы оба сразу установили контакты с хорошими товарищами. Во всяком случае было правильно сменить место жительства.
— Будьте осторожны, — сказал Хеммерлинг, — слишком уж быстро вы установили контакты.
На это Эрвин ничего не ответил. Он сказал:
— Текст, который я должен был передать Клаусу, в конце концов не привязан именно к этой неделе. Он останется в силе и впредь.
— Нет, нет, — возразил Хеммерлинг. Его тон тоже чуть изменился. — Дело не терпит, мы должны спешить, словно это последнее, что мы вообще можем сделать. Ты сам заметил, что за Клаусом был «хвост»? Мог ли он быть задержан незаметно, так, чтобы это не привлекло ничьего внимания?