Седьмой круг Зандра

Или же не смог тронуть.

Лава не разрушила церковь, не приблизилась к ней, но и люди старались держаться подальше, напуганные соседством с непредсказуемым вулканом, и некоторое время здание оставалось пустым, подвластное ветрам Зандра и злым слезам его химических дождей. По всему выходило, что церковь должна была сгинуть в забвении новой и страшной Земли, но не случилось — на неё набрёл Матвей Дурак: седой, одинокий, с неизвестным прошлым старик, назвавшийся странствующим монахом. И сказавший, что дом Божий, устоявший во время катастрофы, отмечен особо и должен быть возрожден. И поселился при храме один.

Вот тогда-то, кстати, старик и обрёл свою кличку, а до того просто звался Матвеем.

Он жил в подвале, а кормился с малюсеньких посадок, которые помогли обустроить сердобольные соседи. Ни о чём не просил. Никого не звал. Никому не отказывал в утешении и разговоре.

Его считали сумасшедшим.

К нему приезжали из самых отдалённых областей. За разговором, за утешением, за тем, чтобы просто посмотреть на человека, продолжающего верить. После Времени Света. Пережившего ужасающее становление Зандра. Видевшего всё, что творят люди.

И потому к Матвею пришел Карлос, когда стало совсем невмоготу, и всё, что раньше было просто, доступно и совершенно понятно, потребовало переосмысления. Когда получилось так, что жизнь стала другой и он сам стал другим.

— Но допустим… Допустим хотя бы на секунду, что ты прав, Флегетон, допустим, Бог проклял людей. Что теперь? Какое будущее ты видишь? Только тьму?

— Выжить в Зандре трудно…

— И иногда кажется, что быть зверем — проще, — кивнул Матвей. — Сытнее. Безопаснее. Стаи сильны, легко находят пищу, отнимая её у тех, кто слабее.

— Если все станут зверьми, мы не выживем, — негромко произнес Карлос. Он понял, к чему ведёт старик, и улыбнулся — в душе, — сохранив серьёзный тон. — Звери не способны построить общество, звери ищут выгоду, а общество основывается на поддержке и уважении.

— Какой же выход, сын мой?

— В нас много зла, но нужно стараться… стремиться к добру. — Прозвучало немного пафосно, довольно размыто, поэтому Флегетон попробовал конкретизировать: — Хотя бы для своих, но к добру. Пусть люди учатся поддерживать, а не пожирать друг друга, хотя бы в одном поселении. Потом они научатся делать добро чужакам. А потом…

— Потом Бог нас простит?

— Потом мы снова станем людьми, — медленно ответил Карлос.

— Ты хорошо сказал, Флегетон, — одобрил Матвей.

— От тебя заразился.

Но старый монах не поддержал шутку, которой Карлос планировал закончить разговор. Матвей качнул головой и мягко продолжил:

— Ты готов делать добро, Флегетон, а это важно. Ведь если каждый из нас сделает в жизни хоть одно хорошее дело, количество добра увеличится, и мир… Мир улыбнётся нам, Флегетон — я верю. Ведь мы и есть мир, и только мы сможем вновь научить его улыбаться.

— Этого можно добиться добром?

— Этого можно добиться только добром.

— Да. — Карлос кивнул и машинально приложил правую руку к нагрудному карману, нащупал через ткань маленькую книгу в чёрном переплете и тихо, но очень уверенно закончил: — Ты прав — только добром. Но добро можно делать по-разному.