[1] Один из видов боевых искусств, оздоровительная гимнастика.
Из-за этого беспокойства он жил в постоянном страхе потерять.
В отличие он шокированного Хэлянь И, Цзин Ци даже не моргнул. Будто играя, он убрал руку со своего плеча, слегка похлопал по ней и улыбнулся:
– Какие глупости. Будешь вводить эту юную госпожу в заблуждение – господин Цзян снимет твою голову.
Потом он наклонился, поднял Цзян Сюэ, взял носовой платок у ожидающей служанки, достал кусочек сладкого печенья и накормил им девчушку:
– Не слушай глупости этого старшего брата, маленькая госпожа. Ты говоришь про одну только женитьбу, но что же ты будешь делать, если в будущем не выйдешь замуж?
Он недавно сказал, что хотел бы сделать ее названой дочерью, а теперь У Си уже превратился в «старшего брата». Хэлянь И опустил глаза и с преспокойным видом поднял чашку, не сказав ни слова.
Он расстроился, заметив выражение лица У Си, но это никак не проявилось внешне. Увидев же – намеренное или нет – поведение Цзин Ци, Хэлянь И почувствовал еще большую уверенность.
Он знал о соглашении между Великой Цин и Наньцзяном, знал, что юный шаман через год вернется домой. Хэлянь И мысленно усмехнулся: этот южный варвар положил глаз на Бэйюаня, но чем это отличалось от попытки выловить луну из реки?
Самой большой головной болью Хэлянь И всегда были ежедневные беспорядки, которые устраивал Цзин Ци, и его временами распутный нрав. Теперь, однако, он был даже несколько доволен. Он считал, что этот человек по своей природе должен жить роскошной жизнью на родной земле, охватывая взглядом всю Поднебесную. Какое еще место в этом суетном бренном мире, кроме берегов реки Ванъюэ, простирающихся на тридцать ли, может обеспечить ему полную жизнь?
Варвар оставался варваром, даже мечтать о подобном было бессмысленно.
Лицо У Си ничего не выражало. Он всегда был немногословен и спокоен, потому просто молча потер то место, где Цзин Ци коснулся его руки. Так и не произнеся больше ни слова, он сел обратно и принялся наблюдать, как Цзин Ци счастливо играет с Цзян Сюэ, а Хэлянь И время от времени поддразнивает их.
Он словно превратился в неподвижную, молчаливую, неулыбчивую статую.
Он недолго пребывал в напряжении, но недооценил способность Цзин Ци ходить вокруг да около – пределы князя Наньнина были неприкосновенны, но он обладал талантом не позволять людям к ним прикасаться.
Когда солнце склонилось к закату, прибыл Чжоу Цзышу с угрюмым Лян Цзюсяо, чтобы лично забрать Цзян Сюэ и отвезти домой. Голова Лян Цзюсяо поникла, он напоминал баклажан, принесенный с мороза, обиженно закатывая глаза за спиной Чжоу Цзышу. Цзян Сюэ была измотана игрой и не хотела идти. Она успокоилась в объятиях Чжоу Цзышу, лежа животом на его плече и корча глупые рожи Лян Цзюсяо.
Хэлянь И тоже ушел.
Цзин Ци всех проводил, а затем вернулся во двор и наткнулся на взгляд выпрямившегося по струнке У Си.
Сначала Цзин Ци лишь чувствовал боль в руке там, где ее сжимала толстая маленькая девочка, но при виде такого У Си у него разболелась еще и голова. Он почувствовал грусть ученого, что столкнулся с солдатом.
Князю следовало бы привыкнуть. Он всегда думал, что есть некоторые слова, на которые достаточно намекнуть, и все поймут, что происходит. Оставив их при себе, можно и наступать, и отступать – так зачем же говорить их вслух и перекрывать себе все пути?
Цзин Ци несколько расстроился, подумав, что долгие годы толкований книг прошли, как об стенку горох.
Не успел он ничего сказать, как заговорил У Си:
– В чем я недостаточно хорош? Скажи мне, и я сделаю все, что ты хочешь.
Он круглый год занимался боевыми искусствами, был высоким, широкоплечим, с узкой талией – в общем, очень выдающимся. Черты его лица изменились, лишившись юношеской незрелости, стали более глубокими, четкими и острыми, словно вырезанные ножом. Он был чрезвычайно красивым молодым человеком.
Цзин Ци прислонился к иве, скрестив руки на груди, и покачал головой.
У Си шагнул вперед, несколько встревоженно спросив:
– Скажи правду. Я изменю все, что скажешь… Или я отвратителен тебе?
Цзин Ци снова молча покачал головой.
– Тогда почему ты не хочешь меня?
Цзин Ци слегка усмехнулся.
– С того момента, как Пань-гу создал небо и землю, со времен трех властителей и пяти императоров, мужчины возделывали землю, а женщины ткали, инь и ян пребывали в гармонии, – беспечно ответил он. – Это небесный закон нормальных отношений между людьми. Я столько всего тебе объяснил, неужели напрасно?
Цзин Ци слегка опустил взгляд вниз с отстраненным и холодным выражением на лице.
– Не заговаривай мне зубы, – сказал У Си. – Перед императором ты совершенно четко сказал, что тебе нравятся мужчины…
– Я? – Цзин Ци приподнял бровь, притворно улыбнувшись. – В этой жизни мне приходится полагаться на нелепости, чтобы выжить. Даже если бы я сказал императору, что мне нравятся кошки и собаки и я всю жизни хочу провести с животными, он бы обрадовался, не говоря уже об увлечении мужчинами… Разве мы с тобой одинаковы?
Не дожидаясь ответа У Си, он махнул рукавом и развернулся.
– Мои способности скромны, а знания поверхностны. Я столько времени обучал тебя, но зря. Юному шаману больше не нужно приходить сюда. Найди кого-нибудь более сведущего.
У Си молниеносно сделал несколько шагов вперед, чтобы удержать его, но не осмелился коснуться, лишь кончиками пальцев легонько ухватил за широкий рукав. Он приложил огромные усилия, чтобы смириться и убрать бурю чувств со своего лица. Долгое время спустя он взял эмоции под контроль, но в душе остался опустошен и не смог ничего сказать.
Казалось, прошла вечность, когда из его горла наконец вырвалось несколько слов:
– Не… сердись.
Цзин Ци безучастно взглянул на него.
– Не сердись, – тихо продолжил У Си. – Я перестану быть таким. Не… отказывайся от встреч со мной…
Он сильно волновался, боясь, что Цзин Ци ударит его одним безжалостным словом, и ничего нельзя будет изменить. Никогда еще он не испытывал такого огорчения и сожаления.
В юности его сердце впервые забилось сильнее. В юности прошли годы, когда он всячески просил и не получал. В юности другой человек ущипнул его нежные сердечные струны, легким движением причинив такую боль, что жить перехотелось.
Но с годами его сердце покрылось коконом, и мысли, изнуряющие душу, исчезли. Познав большую любовь, он перестал размениваться на мелкие чувства.
Захочу ли безумств иль притянет вино?
Пить, буянить, горланить – по мне все равно.
Пусть одежда обвисла, не стоит жалеть, –
для тебя я готов умереть. [2]
[2] Строки из стихотворения «Бабочка, влюбленная в цветок» Лю Юна, перевод на русский – Торопцев С.А. Полная версия.
Взгляд У Си внезапно пробудил старые воспоминания, которые Цзин Ци хранил в глубине своего сердца в течение многих лет. Он вспомнил те свои тридцать два года, когда его душа разрывалась на части, и те сотни лет, что провел у моста между миром живых и мертвых, ослепленный любовью. Глубокая усталость, увлечение кем-то… никто не понимал этого лучше, чем он. Цзин Ци тихо вздохнул.