Прочь из столицы, мимо павильона для отдыха, мимо ворот. На дороге Сяньян все еще были слышны звуки голосов и виднелись клубы пыли из-под ног. Одна из дорог уходила на юг, постепенно становясь все более заброшенной, уходя все дальше и дальше. Чем ýже становился путь, тем темнее становилось небо.
Лян Цзюсяо бежал, словно безумный. Он думал о том, что люди Цзян Чжэна в большинстве были старыми, слабыми и беспомощными, а значит, не могли ехать слишком быстро. Они были всего в дне пути и сейчас должны были остановиться на отдых – его же путешествие на ногах заняло бы полночи.
Вдоль дороги встречалось несколько городов и деревень, и Лян Цзюсяо осматривал их дом за домом. В процессии Цзян Чжэна было много людей и вещей, поэтому каждый, кто хотя бы раз заметил их, запомнил бы, где именно они проходили. Чем дальше Лян Цзюсяо был от столицы, тем больше становилось расстояние между поселениями. Когда он добрался до местечка за больше чем 50 ли [1] от столицы, то попал в уездный город Цинхэ. Предположив, что они должны быть где-то здесь, он стучался в двери постоялых дворов, расспрашивая всех людей по очереди.
[1] Примерно 25 километров.
Однако в каждом подворье разбуженные слуги лишь в нетерпении качали головами, словно Цзян Чжэна никогда здесь не было. Ведомый зловещим предчувствием, Лян Цзюсяо вскочил на коня и поскакал обратно, размышляя по пути. Кто-то из горожан ранее сказал, что видел толпу людей, как все могли вдруг исчезнуть?
Раз они не остались ни в уезде, ни в том поселке, куда же они могли уйти? Разве может кучка стариков и детей с фамильным имуществом заночевать в горах?
Он сбавил скорость, внимательно наблюдая за местностью по сторонам дороги, и заметил руины старого храма, тут же спустившись их проверить. Ночь почти закончилась, но он так ничего и не нашел.
Лян Цзюсяо собирался остаться на ночь в полуразрушенном храме, а на следующее утро поехать и расспросить еще. Разведя костер, он хотел лечь на солому, но, опустившись, увидел какие-то разводы в углу зала.
Резко вскочив, он посмотрел на них под светом пламени – это была кровь.
Пульс Лян Цзюсяо подскочил; пройдя по следу ярких и бледных пятен к задней части храма, он толчком открыл дверь и тут же застыл на месте.
Весь двор был заполнен сваленными в кучу трупами. Они были перепачканы в крови и изуродованы, но он все еще мог разглядеть несколько знакомых лиц… Крошечная фигурка сжалась в объятьях кормилицы, меч пронзил их обоих одновременно.
Лян Цзюсяо невольно закричал: вопль вышел хриплый, глубокий, неблагозвучный и нестройный; его голова гудела. Он думал, что это невозможно, что это было лишь еще одним слишком реалистичным сном.
Факел выпал из его рук, прокатился по земле и потух.
Холодный лунный свет освещал лица тех, кто погиб с открытыми глазами. Бесконечная боль человеческого мира никогда не делала различий между людьми.
Лишь спустя долгое время Лян Цзюсяо смог выйти, споткнувшись на пороге. Пошатываясь, он подошел к маленькому телу Цзян Сюэ и с глухим стуком опустился перед ним на колени. Трясущимися руками он оттолкнул няню, что держала ее, но руки той уже окоченели. Он безуспешно попробовал сделать это еще несколько раз. Все, что он видел, – крохотное лицо между ее рук.
Глаза девочки, что всегда блестели от смеха, сейчас были широко открыты; света в них больше не было.
Лян Цзюсяо какое-то время тупо стоял в оцепенении и вдруг пробормотал:
– Нет, нельзя оставлять малышку Сюэ мерзнуть снаружи…
Он выбрал место и начал неистово копать, сняв меч с пояса, но это было слишком медленно; тогда он с равнодушным лицом принялся копать руками.
Он копал до тех пор, пока кто-то резко не обнял его сзади; Лян Цзюсяо перепачкался в грязи с головы до ног, и неясно было, копает он яму или собирается похоронить себя заживо. Он безжизненно повернул голову. Позади него стояла группа людей с факелами, этот свет сильно ударил ему в глаза. Лишь спустя долгое время он понял, что находится в объятьях своего шисюна, Чжоу Цзышу.
Наконец, он зарыдал во весь голос.
[Конец второй книги]
Книга третья. «Я видел, как он возвел золотые хоромы, видел, как он пировал с гостями, и видел, как все рухнуло*»
*оригинальная фраза происходит из исторической драмы «Веер с цветами персика» за авторством Кун Шанжэня, которая рассказывает о расцвете и упадке династии Южная Мин. К сожалению, на русский язык переведены лишь фрагменты, не содержащие данную сцену.
Глава 58. «Для расплаты никогда не поздно»
Когда тело умирает, инь отделяется от ян.
Лян Цзюсяо, несмотря на то, что уже однажды пытался убить Цзин Ци, никогда по-настоящему не пачкал руки в крови. Закрыв глаза, он почувствовал, как запах земли, смешанный с запахом крови, ударил в лицо, словно его пытались похоронить заживо. Женщина, что до самой смерти не выпустила ребенка из объятий, и девочка с глазами, раскрытыми так широко, будто они вот-вот расколются…
Настоящие мужчины не плачут, пока их сердце не разобьется окончательно.
Он не знал, как вернулся в столицу, не знал, как лег спать, но знал, как страшно было просыпаться от кошмара. В тот момент, когда он открыл глаза, в нем зародилась отчаянная надежда, что жестокий сон был лишь плодом его воображения. После умывания, окончательно проснувшись, он все еще вспоминал ту маленькую девочку, которая жила в доме семьи Цзян, которую он утащил на прогулку и которая болтала с князем о названых отцах и женах.
Лян Цзюсяо замер на долгое время, а потом вдруг вспомнил… что все случившееся – правда.
Кошмар не проходил ни когда он открывал глаза, ни когда закрывал. Границы мира людей будто стерлись. Бесконечное море душевных страданий всякий раз пробуждало в нем чувство, словно он тонет.
Дверь со скрипом распахнулась, и на пороге появился Чжоу Цзышу. Лян Цзюсяо повернул голову и посмотрел на него с отсутствующим выражением на лице. Чжоу Цзышу вздохнул, вошел и сел рядом с ним на кровать.
– Не можешь уснуть?
Лян Цзюсяо медленно покачал головой. Чжоу Цзышу немного помолчал, а затем обнял его за плечи, словно в далеком детстве, пусть даже неуклюжий мальчик уже вырос и целиком сжать его в объятьях было не так-то просто. Лян Цзюсяо оставалось только неудобно согнуться в виде большой креветки и уткнуться ему в грудь.
Чжоу Цзышу внезапно осознал, что период этой многолетней разлуки был напрочь лишен чувств и все давно изменились до неузнаваемости.
Всю ночь он думал, кто мог спать в такое время?
Наследный принц не мог спать, князь не мог спать, и он сам тоже не мог спать.
Император? Возможно, ему удалось хорошо поспать с середины вечера и до момента, когда его разбудят утром.
Однако он ошибался. На самом деле Хэлянь Пэй не спал, он внезапно проснулся посреди ночи. Неизвестно, что за сон ему приснился, но его сердце заколотилось от страха. Хорошенькая наложница села рядом с ним и медленно помассировала ему грудь, но это не помогло. Узнав время, он решил, что евнух Си должен скоро вернуться, потому не спал, ожидая его.
Евнух Си вернулся во дворец почти в четвертую стражу [1]. Этот старший евнух, вышедший из министерства церемоний, был старожилом во дворце, но вернулся в таком растрепанном виде, словно убегал от чего-то без оглядки.