– Хуа Юэ, дрянная девчонка, на колени! – вдруг он услышал приятный женский голос.
Затем раздался звон разбившейся чашки и другой женский голос:
– Госпожа, я…
– На колени! – женщина повысила голос, но затем дважды глубоко вдохнула и успокоилась: – Молодой господин Цзи Сян, я искренне сожалею, что пригласила вас таким образом… Вы догадываетесь, что эта двуличная дрянь сказала мне ранее?
– Госпожа Су, что вы делаете? – спросил Цзи Сян. – Просто скажите, что Юэ… в чем провинилась Хуа Юэ?
– Я виновата в том, что не в состоянии контролировать собственных слуг, – холодно сказала женщина. – Секунда невнимательности, и амбиции этой девицы выросли настолько, что она возвысилась до второго принца.
Лян Цзюсяо вздрогнул и невольно наклонился вперед, боясь пропустить хоть слово.
– Ты говорила, что без труда получила высокое положение? – продолжила женщина. – Но что произошло за последние несколько дней? Второй принц осужден, а ты забыла все рамки дозволенного, раз осмелилась произнесли слова о его спасении! Кто ты такая? Разве тебе позволено вмешиваться в дела взрослых людей и императорского двора?!
Цзи Сян словно оцепенел и лишь долгое время спустя медленно спросил:
– Госпожа Су, с чего… с чего бы вам так говорить?
– Она сказала мне, что второго принца подставили в деле об убийстве чиновника императорского двора, – усмехнулась женщина. – Это ее собственные слова, молодой господин Цзи Сян… Очевидно, эта дрянная девчонка растеряла последние остатки совести, раз перед своей смертью решила впутать вас. Разве в княжеской резиденции не соблюдают правила приличия?! Сегодня молодой господин Цзи Сян здесь, только чтобы увидеть ее истинное лицо и дать ей понять, за что она умрет. Схватить ее!
Раздался шум. Вероятно, стража вышла из своего укрытия и схватила девушку.
Цзи Сян тотчас опустился на колени и крикнул:
– Госпожа Су, будьте снисходительны!
– Зачем? – рассмеялась женщина. – Эта девчонка опорочила молодого господина, так зачем вы все еще просите за нее? Это невозможно. Я, Су Цинлуань, всего лишь актриса, но мои слуги знают правила. Прошу господина не вмешиваться в мои домашние дела. Схватить ее!
Цзи Сян замолчал. Девушка звонко закричала.
– Уведите ее и забейте хлыстом до смерти, согласно правилам! – сказала Су Цинлуань.
Стража подчинилась приказу. Плач и крики девушки зазвучали еще громче.
– Постойте! – вдруг произнес Цзи Сян. – Госпожа Су, Хуа Юэ не врала!
Все движения в комнате замерли. Лян Цзюсяо почувствовал, как в эту секунду его сердце вдруг прекратило биться.
Он услышал отчетливые слова Цзи Сяна:
– В тот день господин Лян стал жертвой. Я своими глазами видел, как князь добавил наркотик в вино героя Ляна, а затем приказал сообщить молодому господину Чжоу…
Глава 61. «Заговор раскрыт»
Цзин Ци вернулся в княжескую резиденцию, только когда стемнело. Лежа рядом с небольшим горным источником, он незаметно для себя заснул, а проснулся уже гораздо более расслабленным. Однако лишь вспомнив о необходимости возвращаться в поместье, он снова почувствовал печаль.
Столица была действительно… гнетущим местом [1].
[1] В дословном переводе Цзин Ци говорит, что столица – место, которое «ест людей».
Цзин Ци медленно ехал на лошади назад, размышляя, как выбраться из нынешнего положения.
Оставаться на стороне Хэлянь И было сущим безумием. Неважно, сколько лет он жил и сколько раз успокаивал сам себя – он все еще оставался собой, а Хэлянь И оставался Хэлянь И. При встрече Цзин Ци старался избегать его просто из-за страха и каждый раз испытывал невыразимые мучения; если же они не встречались, то он все равно постоянно думал о нем.
Когда-то давно в нем боролись неприязнь и симпатия, любовь и ненависть смешивались в его душе. Сейчас он отпустил это и больше не волновался о прошлом, хоть и вздыхал иногда, одновременно и желая отступить, и не имея возможности это сделать.
Цзин Ци думал о том, что, раз уж он собрался тайно сбежать, оставшись в целости и сохранности, требовался хаос, и чем беспорядочней все будет, тем лучше.
У Си следовал за ним, молча наблюдая. По какой-то причине он подумал, что удача благоволит лишь смелым, и сказал:
– Скажи мне… если прямо перед отъездом я тайно украду тебя в Наньцзян, пойдет ли Хэлянь И войной?
Цзин Ци закатил глаза.
– Это не сработает, сколько бы раз ты не спрашивал меня.
У Си рассмеялся и через мгновение мягко сказал:
– У меня есть способ забрать тебя с собой. Не беспокойся.
Цзин Ци улыбнулся, но промолчал, подумав про себя: «Даже я еще не придумал способ покинуть столицу. Что ты можешь предложить?»
– Если я вернусь, то в течение трех лет заставлю Великую Цин бояться Наньцзяна, – произнес У Си. – Я не понимал этого принципа, когда был маленьким, но сейчас он мне абсолютно ясен. Если тебе нужно что-то получить, нельзя голыми руками идти на врага; обязательно нужен козырь в рукаве. В таких обстоятельствах неважно, что именно я потребую, императору Великой Цин придется обдумать мое предложение.
Цзин Ци изумился, услышав это, и наклонил голову, смерив взглядом юношу, за чьим взрослением все это время наблюдал. Последние незрелые черты окончательно исчезли с его лица. Он все еще редко улыбался и говорил, однако сейчас в уголках его губ пряталась легкая улыбка, а взгляд был невыразимо мягким. Каждое его движение более не принадлежало тому наивному, диковатому ребенку, который когда-то учинил беспорядки в императорском дворце.
Грубый камень после множества закалок превратился в прекрасный нефрит.
Цзин Ци вдруг почувствовал невыразимое волнение. Его эмоции были одновременно похожи на глубокие переживания и нежную трогательность, похожи на… чувство гордости от того, что именно он был тем, кто отполировал этот нефрит.
Он не смог промолчать, спросив:
– Ты делаешь это…
– Конечно, я делаю это ради тебя, – оборвал его У Си. – Я тоже не хочу войны.
Цзин Ци рассмеялся. Неважно, кем стал этот ребенок, его прямота все еще оставалась с ним.
У Си вдруг подвел лошадь ближе к нему и взял его за руку.
– Я сделаю для тебя все что угодно. Ты не можешь любить кого-то еще, – серьезно сказал он. – Мне не нравятся и твои походы в бордели, и то, что тебя касается кто-то другой…
Он сделал паузу, а затем продолжил обиженным голосом:
– В Великой Цин я ничего не могу сделать. Если бы это был Наньцзян и кто-нибудь осмелился коснуться тебя, я бы отрезал ему руку. Если бы кто-то осмелился слишком долго смотреть на тебя, я бы вырвал ему глаза. Если бы кто-то возжелал тебя, я бы вырезал его сердце и закинул на верхушку дерева.
Улыбка застыла на лице Цзин Ци, и он вздохнул, не зная, как реагировать. Он пришпорил бока лошади, и та трусцой рванула вперед… Это маленькое ядовитое создание всегда казалось таким честным и добрым, как его сердце могло быть багряным, словно макушка журавля [2]?
[2] Имеется в виду, что красная макушка головы журавля такая яркая, что выглядит будто бы ядовитой.
Когда он вернулся в поместье, Пин Ань подошел к нему и прошептал:
– Дева Су от… отправила его назад.