– Князь, если достойный человек сказал слово – его не вернуть и на упряжке из четырех лошадей [2]. Обещаешь? – быстро проговорил Чжоу Цзышу.
[2] 君子一言，驷马难追 (jūnzǐ yī yán, sìmǎ nán zhuī) – «слово – не воробей, вылетит – не поймаешь».
Цзин Ци протянул кулак, приподнял брови и взглянул на него. Чжоу Цзышу улыбнулся, тоже вытянул вперед кулак и легонько ударил им по чужому.
– Договорились.
После этого Цзин Ци начал постепенно готовить все для разделения столицы на несколько областей. За каждой из них был назначен человек, ответственный за ежедневное распределение продовольствия. Также он приказал расчистить несколько кварталов на пути, которым неизбежно пройдут воины. Солдаты ежедневно тренировались прямо на улицах, охрана была усилена. Три фейерверка оповещали весь город о каждом прибытии новых войск.
Хэлянь И успокоил семью Хэлянь Чжао, посмертно присвоив ему титул Великого главнокомандующего Чжунъюна [2], а его старшему сыну, Хэлянь Юю, титул принца крови [3] Янчэна. В первую очередь это было делом чести, но результат превзошел все ожидания. Старые прихвостни Хэлянь Чжао во главе с Цзянь Сыцзуном, его весьма бескультурным тестем, стали главной силой, осмелившейся высказаться в пользу войны.
[2] 忠勇 (zhōngyǒng) – досл. верный и храбрый, доблестный.
[3] 亲王 (qīnwáng) – член императорской фамилии, один из высших официальных титулов.
Десять лет назад Цзянь Сыцзун в тронном зале обнимал Чжао Минцзи, зовя его «сокровищем». Десять лет спустя головы Чжао Минцзи и других несчастных из Северного департамента были повешены над городскими воротами по приказу князя Наньнина. Давно ушедший на пенсию и теперь седовласый Цзянь Сыцзун привел с собой людей, с рождения служивших в поместье старшего принца, выстроил их в ряды, и те дрожаще преклонили колени перед Хэлянь И, прославляя императора.
Хэлянь И не назначал никаких генералов, лишь сбросил с себя драконьи одеяния и сменил их на боевую броню, заявив, что будет лично защищать столицу и отчаянно сражаться до самого конца.
Теперь вместо рассыпающейся горы песка за его спиной стояли безупречный Лу Шэнь, внезапно оказавшийся хитрым и жестоким Цзинь Бэйюань, недавно основанная непревзойденная [4] организация «Тяньчуан», огромная толпа пылких ученых и сильные скорбящие войска, прежде принадлежащие старшему принцу.
[4] 神鬼莫测 (shén guǐ mò cè) – досл. «непостижимая ни духам, ни демонам».
И в тот момент еще один человек вышел вперед – дочь главнокомандующего Фэн Юаньцзи, признанная ушедшим императором Хэлянь Пэем, принцесса Цзинъань, Фэн Сяошу.
Юная дева, недовольная нахождением в глубинах дворца, вдруг появилась здесь, одетая в военную форму. У нее были тот же упрямый взор и та же исключительно прямая осанка, что и у генерала Фэна когда-то. Она всем пошла в отца: пребывание в глубине дворца нисколько не изменило властные манеры семьи Фэн. Принцесса Цзинъань, уложив волосы в мужскую прическу, опиралась на копье. Опустившись на колени, она попросила Хэлянь И позволить ей, подобно Мулань [5], «служить в армии вместо отца».
[5] Мулань – девушка, переодевшаяся мужчиной и ушедшая в армию вместо своего отца; образ верной дочери и героини.
В тот момент бывшие подчиненные Фэн Юаньцзи и остатки людей Хэлянь Чжао, ранее несовместимые, как огонь и вода, наконец пришли к согласию. Месяц спустя число воинов в столице достигло ста восьмидесяти тысяч и вся провизия была собрана.
Будь это простолюдин или солдат, эмоции каждого достигли пика – император Жунцзя, Хэлянь И, вероятно, стал самым авторитетным императором за всю историю Великой Цин.
Восьмого октября Хэ Юньсин вместе с войсками, оставшимися после битвы на северо-западе, вернулся в столицу живым.
Услышав новости, Хэлянь И лично встретил его у городских ворот. Хэ Юньсин опустился перед ним на колени там же, где стоял, и не сдержал горьких слез. Взяв себя в руки, он не стал молить о снисхождении, а Хэлянь И не стал осуждать его, просто включил в число генералов столичного гарнизона. В подобное время, был ли кто-то жив или мертв, им всем стоило набраться храбрости.
Чжоу Цзышу не знал, что Лян Цзюсяо, которого он отослал, на полпути использовал мелкий трюк и сбежал, когда двое его сопровождающих отвернулись. Лян Цзюсяо не поднимал шум, но очень кстати наткнулся на резервное войско, направляющееся в столицу с юга, и присоединился к ним под вымышленным именем Сяо Цзян.
За все это время он так и не смог смириться. Не смог смириться с тем, что его шисюн убил семью Цзян Чжэна, не смог смириться со словами князя, что морозом пробирали его до самых костей. Он знал, что был глупым, не умел видеть все наперед и не понимал ход мыслей этих умных людей. Однако он постоянно испытывал чувство вины.
Он всегда мечтал, что однажды станет великим героем, поддерживающим справедливость, но после приезда в столицу полностью потерял себя. Лян Цзюсяо чувствовал, что должен вернуться, пусть не ради того, чтобы преодолевать трудности вместе со своим шисюном, но ради того, чтобы во времена, наполненные кровью и пламенем, снова встать на путь «великой истины».
За этот короткий месяц каждый сжал в кулак свою решимость.
Ну что же, захватчики, смелее, нападайте!
Глава 72. «Последняя битва (2)»
У Си казалось, что он видит глубокий сон, переворачивающий весь его мир. Этот сон был слишком настоящим – настолько, что всё и все внутри него казались реальными, не давая ему шанса отличить действительность от фантазии.
Ему снился день, когда его экипаж проехал густые леса Наньцзяна. Следуя по очень длинной дороге, он видел много людей, а затем в одиночку приехал в самое процветающее и прекрасное место в мире – к реке Ванъюэ, что текла на тридцать ли вдаль; и на воде, и по ее берегам пели и танцевали красавицы.
После этого он встретил кого-то. Глаза того человека выглядели еще более живыми, чем отблески света на воде. На его лице всегда была улыбка. У него всегда были средства на жизнь в предельном комфорте. Он любил хорошее вино и красивых людей. Он говорил и работал с размеренным спокойствием и никогда ни с кем не ссорился. Однако у него было и много недостатков: он был ужасно избалованным представителем «золотой» молодежи.
Но стоило У Си заметить его краем глаза, как на сердце теплело.
Ему снилось множество полных покоя дней. Тот человек, беззаботно оперевшись на спинку скамьи под большим деревом и лениво прищурившись, объяснял вещи, которых не было в книге так, будто знал их с рождения. Ему даже не нужно было сверяться с рукописью – он уверенно говорил даже в полусне, изредка поднимая руку, чтобы выпить чашку чая. От его широких рукавов исходил особенный нежный аромат.
Еще ему снились теплые ладони этого человека, снилось, как на его лице мелькают всевозможные эмоции, когда тот называет его «ядовитым созданием», снилось, как тот держит на руках соболя, как надевает красную нить с висящим на ней кольцом, едва заметную на его белоснежной шее, снилась та ночь, когда его кровь вскипала от переизбытка эмоций.
Но все эти радости тревожили его; он смутно чувствовал, что что-то не так. Широко раскрытыми глазами У Си смотрел на чужую улыбку, все острее чувствуя поднимающуюся в душе панику. Будто светившиеся черты человека, что стоял перед ним, постепенно все сильнее бледнели, пока под его кожей не проступили вены. Приподнятые уголки губ вдруг опустились, глаза опустели, и из уголков его рта потекли струйки алой крови, капля за каплей падая на белоснежные одежды.