– Почему это я боюсь его?
Лу Та начал загибать пальцы: учитель не дает тебе делать то, учитель не дает тебе делать это, раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь – все это действительно заставляло людей задумываться. Он был озадачен тем, почему его отцом было так легко помыкать и почему он, что бы ни говорил, раз за разом совершал то же самое «преступление», даже если честно признавал ошибку? Лу Та спросил его и об этом.
Цзин Ци вытянул руку и погладил его по голове, улыбнувшись.
– Он полностью мой. Разумеется, я уступаю ему.
Тут же самый недисциплинированный отец отложил палочки, проникновенно сказав:
– Ах, Лу Та, послушай отца: если ты хочешь быть хорошим человеком, для начала тебе нужно иметь хороший желудок [2]. Совершенно нормально, если у твоей жены будут небольшие вспышки гнева. Если не на тебя, на кого еще она может злиться? Если ты не сможешь выдержать ее, сможешь ли ты выдержать кого-нибудь вообще?
[2] – игра слов: 肚量 (dùliàng) – одновременно «аппетит» и «великодушие, снисходительность».
Лу Та кивнул, наполовину поняв его.
– Тебе нужно тщательно заботиться о том, кто принадлежит тебе, – снова заговорил Цзин Ци. – Ты не должен злить его. Если же ты это сделаешь, то усмири свою гордость и успокой его, как бы это ни было трудно. Кем бы ни была твоя жена, это та, кого ты будешь нежно любить. Ты видишь, что твоего учителя с утра до ночи кто-то постоянно прерывает даже во время еды, и это тяжело для него. Утешать его – моя обязанность.
Лу Та снова кивнул, а затем уважительно сказал куда-то в сторону входа:
– Учитель.
Тело Цзин Ци превратилось в камень.
Долгое время спустя он обернулся, взглянул на У Си, который неизвестно сколько времени стоял, оперевшись о дверной косяк, и выдавил улыбку:
– …Ты вернулся довольно скоро…
И тут же вышел без единого звука.
Почему-то, даже услышав его объяснение, Лу Та все еще считал своего отца немного трусливым.
На следующий день он не видел отца все утро. Лишь в полдень он обнаружил, что тот только что встал. Его движения были слегка неловкими, а на лице виднелись следы усталости.
На этот раз Лу Та сдержал свою настороженность и ничего не спросил. Он слышал от слуги, А-Цина, что прошлой ночью Великий Шаман запер дверь и запретил их беспокоить, но когда тот пошел в уборную посреди ночи, то случайно прошел мимо и услышал доносившиеся изнутри прерывистые всхлипы.
Вспомнив едва заметный фиолетовый след, видневшийся из-под воротника его отца, Лу Та тихо вздрогнул и послушно принялся за выполнение своих заданий.
Он подумал, что учитель действительно ужасный человек.
Экстра 3. «Другая сторона моста Найхэ»
[Прошлая жизнь: Хэлянь И]
Память напоминала иссохший, полный дыр кусок дерева. Казалось, она впитывала в себя многие вещи, но на самом деле, как только ее касалось время, эти невидимые вещи быстро забывались. Человеческая жизнь длиннее, чем у утренней плесени [1], длиннее, чем у цикады – идя по своему пути, люди терялись в ней.
[1] 朝菌 (zhāojūn) – утренняя плесень [гибнущая с восходом солнца] (обр. что-то недолговечное, эфемерное).
Только внезапно увидев что-то, получалось всколыхнуть и встряхнуть все эти годы воспоминаний. Словно забредившая старая рана от клейма, эти мысли нельзя было подавить.
Однажды, когда шел сильный ливень, Хэлянь И вспомнил Цзин Бэйюаня.
Вспомнил, как когда много лет назад отец-император лично привез его во дворец, у него еще не было половины зубов, и он шепелявил, когда разговаривал. Словно сделанный из фарфора, он был красив, как кукла с сияющими глазами.
Цзин Бэйюань ходил за ним хвостом с самого детства. Спустя время Хэлянь И обнаружил, что тот вырос не только красивым, но и от природы наблюдательным. Он знал, когда и что должен сказать, знал, как понравиться людям, потому что с детства воспитывался во дворце, и это вылилось в несколько автоматическую, разумную осторожность… словно они были товарищами по несчастью.
С особой осторожностью прощупывая почву, они сблизились и впоследствии держались подле друг друга, чтобы сохранить и поделиться хоть частичкой тепла, будто два маленьких зверька в этом бездонном дворце.
Один доверился другому ради выживания.
Сейчас Хэлянь И, чье лицо было покрыто морщинами, стоял у окна в своем кабинете и смотрел на внешний мир, что был почти добела вымыт дождем. Он произнес про себя эту фразу, и ему показалось, будто струны, связывающие его мышцы, кости и вены, слегка дернулись, вызвав волну резкой, трудно поддающейся описанию боли.
Дети росли день ото дня. Хэлянь И не знал, когда точно это началось, но чувствовал, что в чужом взгляде, обращенном на него, всегда было что-то сокровенное и невыразимое. Затем он понял, что Цзин Бэйюань любил его – не так, как любят братья или друзья, а как любят мужчины и женщины.
Сначала это поразило его, но позже он понял: в этом мире, в этой империи, здесь, при дворе, в сменяющих друг друга заботах, кого он мог любить, кроме него? В этом пожирающем людей месте разве легко было сказать искреннее «доверяю», не говоря уже о «люблю»?
А что насчет него самого? Вероятно, он был таким же… Хэлянь И целую вечность в одиночестве обдумывал это, разворачивая так и эдак, и обнаружил, что у него, по-видимому, тоже было не так уж много вариантов. Даже если в будущем отец-император отдаст приказ и назначит дочь из какой-нибудь благородной семьи его супругой, сколько в их отношениях будет привязанности?
В день отбора девушек в гарем он почувствовал это даже издалека, лишь окинув всех быстрым взглядом. Увидев дев, что были похожи на разноцветные, прекрасные букеты цветов, он вдруг понял, что, если у него когда-нибудь появится супруга, ему, по-видимому, будет нечего ей сказать.
Хэлянь И почувствовал, что во всем шумном дворце, в конце концов, все его отношения сводились к немногословным и холодным фразам – сказать было нечего.
Он размышлял над этим в течение трех дней, а затем решил дать волю своим эмоциям и… попробовать полюбить его.
Он продолжал думать, пока в ушах отдавался звук дождя. Глаза мельком зацепили серое небо. Он старательно вспоминал, как чувствовал себя, находясь рядом с ним, и наконец смутно вспомнил то тщательно скрываемое счастье.
В оцепенении Хэлянь И вспоминал о том теплом послеобеденном отдыхе – как он держал его за руку, лежа в полудреме плечом к плечу на корнях большой акации в Восточном дворце, а затем просыпался и поворачивал голову – чувства, когда он видел его спящее лицо, наполняли его сердце до отказа. На долю секунды будто сквозь сон ему захотелось остаться с ним вот так на всю жизнь.
Эти образы появлялись и уходили слишком быстро. Сейчас он уже и не помнил, что в его сердце когда-то были подобные чувства.
А потом? Он спросил себя, что случилось потом?
Потом… кажется, случилось множество вещей. Цзин Бэйюань покинул дворец, чтобы вернуться в собственное поместье. Юноши выросли, и их амбиции выросли следом. Постепенно старые друзья изменились до неузнаваемости.
Каким человеком был Цзин Бэйюань? Хэлянь И казалось, что он любил его. Как он мог не любить настолько красивого мужчину? Однако в какой-то момент он стал несколько опасаться его. Независимо от того, о чем он думал, другому требовался лишь один взгляд – едва заметный намек – чтобы все понять и предпринять что-то.
Хэлянь И впервые осознал, что он в самом деле почти ничего не знал о нем… Он знал, что его мысли были сложны, но не знал, что сложны настолько, что смертные не смогли бы описать их. Он знал, что тот был глубоко расчетлив, но не ожидал, что расчетлив настолько глубоко. Ему становилось все труднее и труднее видеть сквозь эту легкую, эфемерную улыбку на красивом лице. Он знал, что тот умело проникал в сердца людей, но не знал, что тот стал настолько проницателен, что теперь его самого видели насквозь, словно он был прозрачным.