С давних времен говорили, что даже разгневанный человек не ударит по улыбающемуся лицу. Однако юный шаман из Южного Синьцзяна поступал с точностью да наоборот.
Цзин Ци тайно велел Пин Аню найти надежного человека, чтобы решать многочисленные вопросы вместо У Си. Его семья была довольно состоятельной, к тому же Хэлянь Пэй щедро жаловал его. Потому Цзин Ци не считал деньги, один только Пин Ань каждый раз горько жаловался.
Очень долгое время Пин Ань целыми днями следовал за Цзин Ци по пятам, непрестанно повторяя:
— Господин, хоть у нашей семьи и есть деньги, это не значит, что мы должны растратить их все. Имея богатства, нужно еще и правильно ими распоряжаться. Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь с утра до вечера выбрасывал деньги на ветер...
Цзин Ци держал в руках книгу о преданиях прошлых династий и даже не поднял голову при этих словах.
— Ты слышал этот звук? — тихо пробормотал он.
— Господин, вы выросли бесчувственным и неблагодарным человеком, — возмущенно ответил Пин Ань.
В конце прошлого года старый управляющий официально снял с себя всю ответственность и попросил позволить ему вернуться в родной дом и уйти на покой. Немедленно всевозможные дела княжеской резиденции Наньнин легли на плечи Пин Аня. Поначалу из-за постоянно накапливающихся мелких трудностей юноша был чрезмерно загружен и каждый день ходил с двумя огромными черными кругами под глазами, словно дохлая собака.
Цзин Ци все это не волновало. Если дела шли не так, то они шли не так. Наносило это ущерб или нет, Цзин Ци полностью осознавал ситуацию, но ничего не предпринимал. В конце концов, все это было незначительным и не стоило сожалений. Цзин Ци знал, что этому ребенку просто нужно набраться жизненного опыта, чтобы встать на ноги, и потому позволил Пин Аню блуждать в потемках самостоятельно, лишь иногда указывая ему на ошибки несколькими фразами.
Другими словами, Пин Ань от рождения был умным ребенком, которого окружающие считали глупцом за его простодушие. Он выглядел наивным и глуповатым, однако, как только обязанности управляющего перешли в его руки, показал, что действительно хорошо справляется с этой работой. Вскоре он уже должным образом занимался всеми мелкими заботами домашнего быта — от закупок до денежных расходов — и оказался довольно полезной правой рукой.
Единственный недостаток заключался в том, что, когда он впервые почувствовал себя главой семьи, оказалось, что доходы их весьма скромны, а траты — чрезмерны. Это создавало некоторые препятствия. В этом году он попросту хотел просверлить отверстие в середине китайской монеты. Куда бы он ни посмотрел, перед его глазами расстилались медные деньги, и самым неприглядным было видеть, как его расточительный господин жил на широкую ногу, разоряя семью и ничему не придавая значения.
— Господин, в следующем году вы должны прибыть ко двору и начать решать политические вопросы. В будущем во время празднования Нового года и других праздников нам придется подготовить подарки, но разве может что-нибудь обойтись без ляна серебра?
Воздух во время поздней осени стал довольно сухим. Цзин Ци даже не потрудился прислушаться к его бормотанию, развернувшись и направившись в библиотеку. Пин Ань, настаивая на своем, назойливо последовал за ним, безостановочно повторяя:
— Стоит ли беспокоиться об этом? Вы сделаете это, чтобы получить благосклонность второго принца или чтобы тот южный варвар был вам признателен? Даже порядочному человеку необязательно этим заниматься...
Цзин Ци остановился и повернул голову, уставившись на Пин Аня с суровым выражением на лице.
К сожалению, Пин Ань уже давно знал его характер: Цзин Ци принимал сердитый вид, просто чтобы другие на это посмотрели, едва ли он действительно кипел от гнева внутри. Поэтому Пин Ань не испугался, все еще пристально глядя на него, и грубо сказал:
— Господин, как по-вашему, я верно говорю или нет?
Притворное выражение на лице Цзин Ци стерлось в одно мгновение, когда он беспомощно покачал головой.
— Пин Ань, ты...
— Ваш слуга здесь.
Цзин Ци посмотрел на непоколебимое, естественное и честное выражение лица Пин Аня, и гнев, поднявшийся в его груди, мигом утих, однако затем, будто не желая примиряться, снова поднялся и снова затих. В результате Цзин Ци оказался в очень затруднительном положении и мог лишь отругать Пин Аня:
— Если ты когда-нибудь женишься, то твоя жена точно будет глухой!
Взмахнув рукавами, он ушел.
Пин Ань не воспринял это всерьез, снова догнал его и раскрыл свои полные губы, что продолжить безостановочную болтовню:
— Господин, третий день следующего месяца — день рождения господина Лу. Приглашение на торжественный обед в честь юбилея уже прислали, вы желаете...
— Можешь поступать, как считаешь нужным.
— Господин, они хотят, чтобы вы прибыли лично. Господин Лу — крупный ученый-конфуцианец, его ученики и последователи имеются повсюду. Осенние экзамены на государственную должность в провинциях только что закончились, все новые знатные люди, что в будущем станут придворными, приедут с визитом. Нам уже доставили приглашение...
— Тогда скажи им, что я заболел, — голова Цзин Ци непрерывно гудела. Почему он раньше не замечал, что этот негодяй Пин Ань был таким надоедливым?
— Князь, наследный принц тоже желает, чтобы на этот раз вы прибыли лично, выразили уважение и завязали дружбу с несколькими людьми. Когда вы прибудете ко двору в следующем году, это поможет...
— Пин Ань, — вдруг обернулся Цзин Ци. — Начиная с этого момента, если ты каждый день сможешь молчать в течение двух часов, господин даст тебе больше денег.
Этот прием был самым эффективным. Пин Ань действительно без лишних раздумий закрыл рот.
Хэлянь И же был настоящей катастрофой, доставляющей людям беспокойства.
В этой жизни он, казалось бы, оставался просто ребенком.
Цзин Ци отстраненно наблюдал, как он мало-помалу взрослеет, сдерживая легко выступающие наружу гнев и негодование в сердце. На лице Хэлянь И словно появились яростные черты прошлой жизни. Медленно сливаясь воедино, они сделали его тем мужчиной, что сохранился в памяти Цзин Ци.
Тогда Цзин Ци ощутил, что лицо человека, о котором он думал на протяжении всех семи жизней, вдруг стало очень размытым.
Человек, которого он считал обладателем глубокой душевной силы, какой не достичь в малом возрасте, на самом деле оказался лишь юношей, мучительно сдерживающим себя и сопротивляющимся из последних сил при ограниченных возможностях. Иногда Цзин Ци смотрел на него и понимал, почему ссора между ними когда-то перешла в борьбу до последнего вздоха — возможно, потому что он сам никогда не понимал этого человека.
Возможно, потому что в то время он сам был ребенком и видел его расчетливость, но не видел молчаливого терпения, видел его огромные способности, но не знал слепых предубеждений и страданий, таящихся в его сердце.
Наследный принц с юных лет был крайне осторожен, глубоко и всесторонне все взвешивал, подозрения давно слились с его душой. Цзин Ци думал, могли ли его уловки и хитроумные планы уже в то время незаметно породить бесконечный, невыразимый страх в его сердце?
В этой жизни он, наоборот, не хотел ни во что вмешиваться, не хотел ни о чем размышлять. Хотя, когда Хэлянь И изредка приходил, он составлял ему компанию, некоторое время сидя в полной тишине. Иногда они всю вторую половину дня не произносили ни слова. Хэлянь И просто сидел неподвижно, Цзин Ци пролистывал развлекательное чтиво, а когда зажигали огни, Хэлянь И приходил в себя, прощался и уходил. Иногда Цзин Ци предлагал ему остаться на легкий ужин, и Хэлянь И смутно ощущал его своей родной душой.