Сейчас за столом для совещаний, за которым ежеутренне собиралось полтора десятка хмурых, невыспавшихся мужчин — начальников участков и мастеров цеха, — сидело двое. Одного — Бульзова, начальника заводского первого отдела, сухого, поджарого отставника неизвестных войск, с бледно-водянистыми глазками и редким пушком вокруг яйцеобразной лысины, Матвей узнал по свистящему с подвизгом голосу ещё из прихожей. Второй — тот самый раскатистый баритон — оказался, в несоответствии своему звучанию, невзрачным хилым брюнетом за сорок, в сером костюме, сером же галстуке и c такой же серенькой внешностью. Зворыкин возвышался над всеми, сложив ручки на животе и, по обыкновению, полуприкрыв веки.
— А вот и Рыбаков, — радостно просвистел Бульзов, отвлекая начальство от полученного разноса. — Вот он начальник участка, на котором и будет…
— Да, да, — властно и слегка раздражённо прервал его баритон. — Проходите. — Он заглянул в одну из двух папочек-скоросшивателей, лежавших перед ним. — Матвей Юрьевич, присаживайтесь.
Матвей поздоровался и сел к столу рядом с Бульзовым напротив неизвестного, не отрывая взгляд от папочек.
«Вот они, вот куда бы заглянуть, — крутилось у него в голове. — И почему две?»
Папки были разными, и Матвей решил, что одна — это из сейфа Бульзова, а вторую неизвестный, а у Матвея не было сомнений, из какой тот организации, принёс с собой. От этой мысли у него зазудели рёбра, и он с трудом удержался, чтобы не почесаться.
— Мы пригласили вас, Матвей Юрьевич, чтобы поговорить об очень важном деле, связанном с участком, начальником которого вы являетесь, — начал неизвестный, видимо чувствуя себя хозяином кабинета. Зворыкин молчал.
— Я не начальник участка, — прервал его Матвей, — я мастер.
В горле было сухо и вышло пискляво.
— Как — не начальник? — Брюнет перевёл взгляд на съёжившегося Бульзова, потом на Зворыкина. Тот, не открывая глаз, спокойно ответил:
— На этом участке нет должности начальника, и старшим руководителем является мастер.
Врал Зворыкин. Была в штатном расписании такая незанятая должность, и Матвей уже понимал по Фиминым намёкам, что именно её будут предлагать ему, чтобы удержать, когда через полгода он соберётся увольняться с завода.
— А… ну, если старший, то всё в порядке, — успокоился неизвестный и продолжил: — Поскольку дело действительно важное и где-то даже секретное, то для начала вам надо будет подписать вот такую бумагу, — и он подтолкнул через стол к Матвею напечатанный на машинке лист. Это было полностью заготовленное заявление о том, что он, Матвей Юрьевич Рыбаков, паспорт такой-то, проживающий там-то, обязуется держать в тайне и данный разговор, и всё связанное с этим делом, и так далее… Оставалось только поставить подпись.
— И зачем я это должен подписывать? — начал приходить в себя потихоньку Матвей.
— Для того чтобы мы могли разговаривать дальше, — невозмутимо ответил брюнет.
— А зачем мне это? А если я не хочу разговаривать дальше? — попробовал прощупать его Матвей. Бульзов возмущённо пискнул.
Брюнет оторвался от рассматривания бумаг в папке и поднял голову. Лёгкая глумливая улыбка проскочила на его губах. Ему явно не впервой было вести подобные беседы. Он снова склонился над папкой и вытащил из неё другую бумагу.
— Вы ведь, кажется, комсомолец, Матвей Юрьевич? И насколько я понимаю, ещё и в армии не служили, а между тем возраст у вас самый призывной. Вы звание младшего лейтенанта запаса после института получили, так ведь? А стране сейчас очень нужны специалисты вроде вас. В танковых частях на Дальнем Востоке серьёзная нехватка младшего офицерского состава, — он уже явно издевался, и Матвей понял, что единственным результатом его мелкого бунта в лучшем случае станет ещё одна, и явно не положительная, запись в личном деле. Он молча подмахнул письмо о неразглашении и подтолкнул его к брюнету.
— Ну вот и ладненько, — миролюбиво резюмировал тот и, откинувшись на спинку стула, продолжил: — Меня зовут Никанором Семёновичем, и я буду курировать эту… — напрашивалось слово «операция», но он остановился, — это… производство… этого…
Он бросил вопросительный взгляд на Зворыкина, и тот, не размыкая полуприкрытых век, закончил фразу: