— Вы, Матвей, лучше забудьте то, что видели, и, самое главное, напрочь забудьте, что мне это рассказывали.
Видя, что слушатель молча уставился в тарелку с сырными корками и гоняет по скатерти пустой стакан, поколебался, взвешивая, стоит ли продолжать, и решился:
— Все правители во все времена были озабочены бессмертием — своим, конечно. Верующим в тех или иных богов было проще: фараоны строили гробницы, китайские императоры — гигантские усыпальницы, оснащённые всем для загробной жизни, Ильичу его верные адепты построили мавзолей, а вот Сталин, хоть и поповский сынок, был отъявленным материалистом и жить хотел тут, сейчас и вечно. Так вот, есть слухи, что именно в его правление был создан секретный институт по этой тематике и такой же, естественно, секретный курирующий его отдел в НКВД. Нынешние правители — дышащие на ладан старцы, цепляющиеся за жизнь и за власть, и я уверен, что эти исследования продолжаются. Направление их различно — ведь можно оздоровить (только теоретически) одряхлевшее тело, а можно и переселить живущий в нём дух, личность — назовите как вам угодно — в другой, молодой и здоровый организм. Понимаете, Матвей, о чём я? Работа в этом направлении идёт! И, судя по вашему рассказу, какие-то результаты есть. Видимо, не всё сознание, а какую-то часть, связанную с приобретёнными навыками, переселять уже научились, а может, и всё целиком. Впрочем, это я уже гадаю. Удивительно, конечно, что такие сверхсекретные разработки применили для такой ерунды, как ваша турбина, но в нынешней системе с её жутчайшей коррупцией и кумовством, удивляться чему-то не приходится. Видимо, ваше начальство вхоже в достаточно высокие круги и сумело надавить на нужные пружины. Но это всё неважно. Главное — понятно, что эти исследования продолжаются!
Леонид разволновался и взмок. Сказав, почти что выкрикнув последнюю фразу, он замолчал, выплеснул в стакан остатки водки, не поделившись с Матвеем, махом проглотил их и, не закусывая, резюмировал:
— Это всё мои домыслы, но время от времени просачиваются наружу какие-то слухи, и каждый раз источник этих слухов таинственным образом то выпадает пьяный с балкона, то тонет в мелководном ручье, то… Короче, Матвей, что-то подсказывает мне, что вы хоть и краем, но вляпались в очень тёмную и опасную историю, и дай бог, чтобы не получила она никакого продолжения. Ни для вас, ни для меня.
Домой Матвей добирался долго. Полупустой троллейбус, натужно подвывая, медленно тащился в ранних ленинградских сумерках через весь город, и Матвей чуть было не задремал, расслабившись от выпитого и убаюканный покачиванием, но вовремя вспомнил, что в сумке у него не безобидный Брэгг, а полученный в обмен на него у Леонида очень даже опасный Солженицын, и встряхнулся — не хватало ещё заснуть и потерять такое спьяну.
Все хозяйственные дела, не сделанные в субботу, переложились на воскресенье, и с утра Матвей успел побывать в прачечной, выстоять несколько очередей в гастрономе, заполнить холодильник картошкой и замороженными пельменями и даже помыть накопившуюся за неделю посуду. Последнее, впрочем, было не обязательным: мать собиралась вернуться в город только к следующим выходным, а чистых тарелок оставалось ещё достаточно.
Пока суетился и толкался в очередях да соображал, как бы уложиться в оставшуюся до получки десятку, голова была занята, но когда, закончив домашние дела к обеду, Матвей присел на диван и открыл первую на сегодня бутылку пива — вот тут-то и началось. Все странные и загадочные события прошедшей недели, завершившиеся вчера такой неожиданной и пугающей реакцией Леонида, всплыли перед ним, и Матвею, впервые за последние дни, стало страшно. Хоть и успокаивал он себя, что сам-то он никуда не лез, что не напрашивался и лишних вопросов не задавал, но неприятно сосущее чувство опасности, ощущение, что что-то идёт не так, и сожаление, что не удержался и рассказал Леониду и что подошёл к незнакомцу в магазине, — всё разом навалилось на него. Весенний, яркий с утра день посерел, тёплые лучи пробивавшегося сквозь редкие облачка солнца теперь лишь высвечивали невытертую пыль, заметным слоем лежащую на полировке, пиво оказалось горьким, а всё вокруг — унылым и грустным. Матвею был известен только один, но зато проверенный способ борьбы с депрессией — и, прихватив бутылку водки, за которой недавно выстоял очередь, он отправился к приятелю, жившему рядом — в соседнем доме.