Кремировали Кузина в недавно построенном крематории в Ручьях. Автобус с телом и родственниками проскочил под закрывающимся шлагбаумом, а «Икарус» с друзьями и сослуживцами покойного долго стоял у переезда, пропуская неторопливые маневровые тепловозы. На задних сиденьях, не утерпев, начали позвякивать бутылками, пахнуло спиртным и едой. Матвей собрался было пристыдить мужиков, но тут ему передали полстакана водки и бутерброд с толстым ломтём варёной колбасы. Матвей поколебался и не стал отказываться. Пока добрались до крематория, так несколько раз и помянули.
Из начальства приехал только Фима. Постоял со всеми, помянул, грустно покачал всклокоченной шевелюрой, говорить речь не стал, хотя за тем его Зворыкин и посылал. Речи произнесли парторг Федька (по бумажке) и профорг. Жена и дочь Кузина, поддерживаемые комплектовщицей Верой и табельщицами, тихо рыдали. После выпитой водки Матвею стало тепло, спокойно и даже как-то уютно. Он с любопытством разглядывал зал, представлял пламя, что скоро поглотит гроб с телом, и даже чуть не хихикнул, представив, как крупный, костистый Кузин, с его сорок пятым размером сапог и огромными кулачищами, теперь целиком уместится в небольшую фаянсовую урну, которую выдадут его жене. Народу было много: человек пять родственников, десяток цеховых работяг да несколько друзей Кузина — то ли с армейских, то ли с отсидочных времён. А когда под траурный марш поплыл по ленте к раскрывшимся в стене воротам гроб с телом и зарыдали громче вдова и дочь, заметил Матвей в стороне, рядом с распорядителем, ещё одного зрителя и даже не сразу сообразил, откуда ему знакомо это стёртое серое лицо под жидкими чёрными гладко зачёсанными волосами, этот серый костюм и такой же галстук.
Серый человек смотрел не отрываясь, не отводя глаз от гроба, словно хотел убедиться, что исчезнет Кузин в пламени молча, а не встанет в последний момент из обитого чёрным крепом ящика и не выдаст какую-то страшную тайну, которую ему, Никанору Семёновичу, поручено охранять.
Глава 4
4.1
— Паспорт.
— Что? — не сразу дошло до Матвея.
— Паспорт давай, — так же не поворачивая головы, довольно грубо разъяснил мужчина.
Можно было, конечно, ответить, что паспорта с собой нет, но это было бы подозрительно для страны, где жители скорее вышли бы из дома без штанов, нежели без документов, так что далее наверняка последовал бы унизительный обыск, и Матвей решил не спорить. Сила была не на его стороне.
Молча приняв паспорт, человек достал из подлокотника сиденья трубку вмонтированного туда телефона и, соединившись, продиктовал в неё Матвеевы данные. Пока он дожидался ответа, Енох закурил, откинулся на спинку сиденья и, не глядя на Матвея, продолжил:
— Когда вы познакомились с Максом?
— Не знаю я никакого Макса, — хмуро отозвался Матвей, почёсывая ушибленный лоб. — Я и Мишку-то первый раз за семь лет увидел, а он меня ещё и не признал.
— А что же вы тогда крутитесь и вынюхиваете у офиса доктора Мазина? — ухмыльнулся Енох. — Подлечиться пришли?
Матвей открыл было рот, чтобы объясниться, но человек на переднем сиденье, до того слушавший молча телефонный доклад, издал удивлённое восклицание:
— Где? Где работал? — и резко повернулся к Матвею: — Так это ты?
Спавшая уже было волна тошноты снова накрыла Матвея. Эти глубоко посаженные серые глаза не раз снились ему в душных, тягучих, обволакивающих страхом снах… И перчатки, как же он сразу не вспомнил — перчатки! Их хозяин слегка располнел, но это лишь придало дополнительную солидность его и без того властным манерам. И голос… эти барские, снисходительные интонации…
— Корней, — прошептал Матвей. — Вы… ты…
— Вот так встреча, — не стал на этот раз отпираться тот. — Вот уж точно не ожидал.
С удивлением наблюдавший за этой сценой Енох молчал, ожидая продолжения разговора, не дождался и прервал затянувшуюся паузу: