— Да бросьте, Макс. Это всё нереально, — неуверенно возразил Мазин, в глубине души уже поверив, что всё, что говорит этот рыжий, правда.
— А это, — и Макс указал рукой на две стоящие у стола фотокамеры, — это реально?
Мазин не знал, что ответить. Наступила пауза, тишина, и только мышка номер один, проснувшись, вдруг проявила неожиданную активность и забегала по клетке.
— Как к вам попала эта фотокамера, Михаил Александрович? — тихо спросил Макс.
— Купил у случайного алкаша, — честно ответил Мазин.
— То есть вы понимаете, что она украдена, — мрачно резюмировал Макс.
— С чего это? Вовсе не обязательно. Может, он нашёл её где-то на свалке. Такие люди вечно роются во всяких помойках, — вяло стал сопротивляться Мазин, понимая, что его доводы выглядят достаточно уныло. Ему и самому было трудно представить себе человека, выбросившего такую вещь и не попытавшегося до того хотя бы отнести её в комиссионку.
Оба снова замолчали. Мазин разлил коньяк по рюмкам. Жестом пригласил Макса к столу. Тот, не отрывая взгляда от камеры, выпил, нашарил лимон.
— А как вы оказались в этом городке на Украине, где мы встретились? — задал вопрос Мазин, просто так, чтобы что-то сказать, а за это время попытаться переварить сказанное Максом.
— Да всё очень просто, — устало ответил тот. — Я выписываю массу журналов по фотографии со всего света. И вот в последнем номере единственного вашего журнала (я прочёл его уже здесь, в Ленинграде), «Советское фото» называется, вижу заметку про изображения людей, исчезающие с фотографий. Какой-то фотолюбитель из этого городка прислал её в редакцию. Те посмеялись и поместили её в раздел юмора. Но я-то сразу понял, о чём речь, ведь эта камера описана в дневнике Еноха. Вот и поехал туда. Поначалу я подумал, что вы — это очередное воплощение Еноха и что это вы убили этого старого фотографа, но потом понял, что ошибся.
— И как вы это поняли? — заинтересовался Мазин.
— Вы много всяческих глупостей наделали, Михаил Александрович, да и не стал бы Енох отказываться от разговора со мной, как вы это сделали тогда, в гостинице. И он бы сразу понял, кто я. Во-первых, я внешне просто копия своего предка, которого он хорошо знал, а во-вторых, я же вам представился так, что это было понятно. Ну и ещё следователь Наливайло, которому я хорошо заплатил, собрал много информации о вас, так что я понял, что Енох — это не вы. По крайней мере, пока.
— Что значит «пока»? — содрогнулся Мазин.
— А вы так ещё и не поняли, Михаил Александрович? Я же вам объясняю: вы и я в серьёзной опасности — я намеренно не говорю «в смертельной», потому что то, что может произойти с нами, хуже смерти!
8.3
— Давайте, Макс, ещё выпьем, закусим, успокоимся, и вы, возможно, проясните мне что-то, что я, видимо, упустил из вашего рассказа, — наконец гладко сформулировал Мазин то, что теснилось у него в голове в виде разрозненных и не всегда приличных междометий.
Они развернулись к столу. Выпили молча, хоть и чокнувшись, — оба собирались с мыслями. Заговорили почти одновременно, но Мазин опередил Макса, открыв рот на долю секунды раньше:
— Но эти обе камеры, они же внешне почти не отличаются. Почему они такие разные по своим возможностям? Почему одна, — Мазин запнулся, — убивает, а вторая…
— Почему камеры так похожи? Это только внешняя отделка — декоративная. Шпон из красного дерева, резьба. А внутри-то находятся те самые специальные доски, которые Енох по всему свету и искал. Да ещё и обработанные какими-то то ли магическими, то ли алхимическими способами — я в этом ничего не понимаю. А может, там внутри и ещё что-то есть, связанное с магическими ритуалами. Вы хотите вскрыть одну и заглянуть внутрь?
Мазин содрогнулся.
— Нет-нет. Вот этого точно не хочу. Но я всё же не могу понять, с чего вы решили, что Енох этот чёртов жив и тем более что он здесь? И уж совсем не могу понять, с чего это нам с вами чем-то грозит?
Макс снова налил, выпил сам и впервые за вечер вытащил из кармана пачку сигарет. Спохватился: