И не было у меня голодного детства, не было. Справлялись мои вкалывающие с утра до ночи родители с этим, да и снабжение в Ленинграде было не провинциальным (хоть и не московским). А вот очередей за хлебом, семей, живущих на макаронах и картошке, нищеты сторублёвой на четверых — насмотрелся я достаточно. И это в полустоличном Ленинграде! Да и того, что творилось в провинции, навидался сполна. И не надо мне пересказывать чужие байки про то, что «всё было»… В блокадном Ленинграде, оказывается, тоже всё было! Только не для всех! Одни пировали в Смольном — другие вырезали ягодицы у покойников. Всё было. И задача проста — не дать забыть. Чтобы не рассказывали небылиц, чтобы не развращали молодёжь мерзкими сказками о «великой империи», в которой всё было так замечательно! Чтобы знали, что помним, и знали, что не хотим повторения этого ни под каким очередным одурманивающим лозунгом.
Ну а что до любви ко всякого рода спиртному, культу застолья, достигшему в те времена апогея, то тут и без меня написано немало. Не будем же мы пытаться соревноваться с великим Венечкой и другими корифеями того времени, знающими толк как в писательстве, так и в выпивке. Невозможно тут мериться, хотя бы потому, что, несмотря на общую тягу, вытекающую из самой сути тогдашнего общественного устройства, рецепты коктейлей у всех были различны.
А вот что объединяло всех, так это единый режим жизни. Вся необъятная страна, раскинувшаяся от дальневосточного питьевого спирта до западноукраинской горилки с перчиком, от плодово-ягодного шмурдяка до Крымского розового, жила по единым часам. И находились они, конечно, в Москве — где ж ещё — на унылой серой стене кукольного театра Образцова. Ведь ненавистный дребезжащий будильник способен поднять ваше тело с постели в шесть утра и погнать его сквозь утреннюю пургу, запихнуть в вонючий автобус и даже поставить к гремящему станку… но вот пробудить, вернуть к жизни он не в состоянии. Реальный день, подлинное просыпание организма раньше одиннадцати наступить не могло — не продавали раньше и следили за этим строго. А поскольку оставлять на утро (создавать «опохмелочный фонд») народ так и не научился до сих пор, то вся огромная держава, сдерживая подступающую тошноту, следила, словно в новогоднюю ночь, за медленным приближением минутной стрелки к заветному рубежу. Конечно, в каждом часовом поясе из-за смещения времени были свои ориентиры, но в главном регионе Империи, живущем по московским часам, настоящая жизнь начиналась с наступлением «Часа Волка». Миллионы мучимых похмельем суровых мужчин, как малые дети, ждали, когда наконец пропоёт петух и выйдет из домика под номером одиннадцать весёлый волк с ножом в лапах и пойдёт «нарезать закуску». В этот момент распахивались гостеприимные двери винных отделов магазинов, и начиналась Жизнь. Эти, а вовсе не те, курлыкающие на Спасской башне, и были главными часами Советского Союза.
10.4
Но не одного Михаила Александровича в эту ночь мучили кошмары. Макс вернулся в гостиницу на такси, не мудрствуя сев в одно из тех, что дожидались подвыпивших клиентов тут же, у ресторана. Опытный таксист, оценив состояние пассажира, не свернул сразу на Невский, чтобы в несколько минут добраться до нужного места, к серой бетонной ленте гостиницы «Москва», вытянувшейся напротив Лавры, а сделал приличный круг по городу, утроил счётчик и не отказался от щедрых чаевых. Одинокая проститутка, мёрзнувшая недалеко от входа, безуспешно попыталась соблазнить Макса, но тот был уже настолько сыт и пьян, что даже не понял, чего от него хотят. Суровый швейцар в тёмно-зелёном мундире распахнул перед покачивающимся Максом дверь и, не получив ожидаемой трёшки, злобно плюнул ему вслед, потом достал из-за обшлага блокнотик и записал для завтрашнего отчёта: «Иностранец из шестнадцатого номера вернулся в полпервого ночи на такси. Пьяный». Затем вышел на улицу и от скуки принялся задирать девицу.
— Ну что, Катька, опять без клиентов осталась? Смотри, вызовут тебя на ковёр, на субботник. Бесплатно отрабатывать будешь, за то что план не выполняешь.
Та вяло огрызалась.
— Подумаешь, напугал. И так на субботники регулярно таскают. Совсем ваши кобели совесть потеряли. Ещё и валютные планы повыдумывали. Где я вам возьму этой валюты? У тебя, что ли, покупать? Дойчмарки им подавай!
— А чё, можешь и у меня купить, — хмыкнул швейцар.
— Гад ты, Порфирьич, — беззлобно сказала девица. — Я ж сама тебе их и сливала, когда были. А теперь ты мне же с наваром и перепродашь.