— Гера, послушай, я уже договорился насчёт денег. Буквально два дня, и всё отдам. — Из разбитого носа текло. Макс пытался запрокинуть голову, чтобы остановить течь, но эта беззащитная поза только спровоцировала чернявого. Он коротко ударил Макса в живот, тот, охнув, сложился пополам, получил ещё удар сверху и рухнул на пол.
— Смотри, Мазин. Даю ещё три дня. Не принесёшь бабки — пеняй на себя. Да, за эти три дня ещё десять процентов с тебя. За беспокойство.
Чернявый издевательски заржал, и они вместе с качком вышли, оставив входную дверь открытой.
Макс перевернулся на спину, потом сел, опираясь на стену коридора, и так и сидел, уже не обращая внимания на подтекающую из носа кровь, когда в приоткрытую дверь заглянул тот, кого он и ждал.
— Ага, — произнёс тот, зайдя в квартиру, — подходя к дому, я заметил двух весёлых молодых аборигенов, выходящих из вашей парадной. Это встреча с ними произвела на вас такое впечатление, Макс, что вы никак не можете опомниться от счастья?
Макс вяло махнул рукой и начал подниматься. Вошедший, с лёгкой гримасой брезгливости на лице и стараясь не испачкаться, помог ему встать.
— Умойтесь, Макс, и приложите что-нибудь холодное. У вас есть в морозилке лёд?
Макс снова молча махнул рукой и ушёл в ванную. Вышел он оттуда уже умытый, в чистой, хоть и не глаженой рубашке и с ватными тампонами в носу. Гость, стоя у стеллажей, где раньше находилась коллекция фотокамер, задумчиво рассматривал единственный оставшийся там аппарат.
— Значит, коллекцию Мазина вы уже распродали. И судя по визиту этих спортивных молодчиков, впрок вам эти деньги не пошли. Послушайте, Макс, мне не нужен компаньон, занимающийся какими-то мелкоуголовными делишками и привлекающий к себе, а как следствие и ко мне, внимание всякой шпаны, а возможно, и милиции. Во что вы ввязались?
— Да ни во что я не ввязывался, Енох! Ну, задолжал я им немного денег, — угрюмо ответил Макс.
— И за что же вы задолжали этим достойным людям? — заинтересовался тот.
— Проиграл, — признался Макс. — В преферанс и в очко. Думал заработать. Я ж хорошо играю. Да и поначалу мне так везло.
— Макс, — в голосе Еноха звучало изумление. — Вы чем дальше, тем больше меня поражаете. Вы ещё больший дурак, чем я поначалу подумал. Зря я с вами связался. Да уберите вы отсюда этих чёртовых животных! Вы же знаете, что я терпеть не могу этих тварей! — внезапно завопил он и попытался поддеть ногой одну из трёх разномастных кошек, которые крутились около него, норовя то ли потереться о штанину, то ли тяпнуть за лодыжку.
Макс, привычно пропустив оскорбление мимо ушей, засуетился, собрал своих любимиц, вынес их на кухню и закрыл дверь.
— Я уже жалею, что оставил вас в живых, Макс. — Раздражённый Енох крупными шагами мерил комнату. — За всё, что вы натворили, вы заслужили, чтобы ваше разбухшее тело — впрочем, оно не ваше тело — выловили где-нибудь в Крюковом канале. Но я пожалел вас тогда, подумал, что вы можете оказаться полезны, что вы амбициозны, хорошо образованны, что знаете языки и вместе нам будет легче выбраться отсюда, — и что? Вы опустились, Макс! Вы спиваетесь, притом самым мерзким образом, хлещете дешёвый портвейн со всякими алкашами в бане! Я вас устроил туда, чтобы вы хоть что-то зарабатывали, а не для того, чтобы вы там спивались! Вы завели кошек! Трёх! Вы что, старая дева? Вам невозможно ничего поручить, Макс. Вы стали просто балластом! А теперь оказывается, вы ещё играете в азартные игры! Нет, не играете даже, а просто проигрываете деньги каким-то мелким шулерам. Сколько вы им задолжали?
— Двести рублей, — не поднимая головы, прошептал тот.
— То есть это ваша почти трёхмесячная зарплата, — хмыкнул Енох. И что вы собираетесь делать?
— Не знаю, — обречённо ответил Макс. — Продам что-нибудь.
Енох скептически обвёл глазами обстановку запущенной квартиры.
— Всё, что было ценного, вы, похоже, уже продали, Макс. Остались только ваши драгоценные кошки. Но за них, боюсь, не дадут и трёх рублей. — Енох полез во внутренний карман куртки, вытащил туго набитый бумажник. Достал оттуда четыре темно-зелёных купюры с портретом Ленина и бросил на стол. — Это всё?
— Нет, ещё двадцать рублей процентов, — не поднимая головы, тихо прошептал Макс.
Енох засмеялся и бросил сверху ещё две красные бумажки.
— Спасибо. Я отдам, — так же тихо ответил несчастный.
— Ну-ну, — саркастически откликнулся Енох. — Очевидно, вы собираетесь рассчитаться со мной, когда вернёте себе право на наследство Турн-унд-Таксисов. Вот только интересно, как вы собираетесь это сделать? Как собираетесь выехать отсюда и, если даже это получится, как собираетесь доказывать, что вы — это вы? Или вы считаете пожизненное пребывание в сумасшедшем доме в вашем родном Регенсбурге с записью в медкарте «Выдаёт себя за князя Турн-унд-Таксиса» достойным финалом, к которому стоит стремиться потомку такого славного рода?