Первым подсознательным движением Макса было закрыть лицо, нет, не от стыда — от ожидаемого удара, которого, впрочем, не последовало. Вторым — вцепиться в горло пришельца. На это у него не хватило духу. Он только захлебнулся вздохом, подавив рвущийся наружу крик, и отодвинулся в сторону, пропуская гостя в квартиру. Тот невозмутимо вкатил чемодан, затем вошёл сам. Не снимая обуви, прошёл в комнату, оглядел царящую там разруху, увидел опустевшие полки, где должна была стоять его коллекция, сокрушённо покачал головой и обернулся к хозяину.
— Ну, так и будем молчать? Помнится, я встречал вас гораздо гостеприимнее.
— Я… Вы… Что вы тут делаете? — Макс находился в шоковом состоянии.
— Приехал вот навестить вас. Посмотреть, как вы тут живёте, оплачиваете ли вовремя коммунальные услуги, — Мазин сострил и, как обычно, неудачно. Макс всегда опаздывал с оплатой, ему уже дважды отключали то воду, то свет, и рассказывать об этом Мазину он не собирался. Он никак не мог поверить, что это он, Макс, его бывшее собственное тело расхаживает перед ним по истёртому паркету убогой ленинградской квартирки. Он таращился на него и никак не мог понять, что ему делать, как себя вести. Но его тело не обращало на своего бывшего владельца ни малейшего внимания.
— Что вы хотите? Зачем вы приехали? — Горло бедняги сдавило волнением, и вместо вопроса раздался только писк.
Мазин не обратил внимания и на это. Он по-хозяйски прошёлся по квартире, заглянул в ванную, поморщился.
— А чем это так воняет у меня в доме? Что это за странный запах? Кошки?! Макс, вы с ума сошли? Кошки! И не одна, а целых три! Макс, вы псих. Не психиатр, что бы вы там ни рассказывали, а обычный псих!
Он зашёл на кухню, скривившись, заглянул в холодильник, вздохнул над горой немытой посуды в раковине и вернулся в комнату.
— Ну и уделали вы мне квартиру, Макс, — с отвращением сказал он. — Какой вы всё-таки неприспособленный к жизни грязнуля. Зачем вам бессмертие, Макс? Чтобы загадить бесконечное количество помещений?
Макс только беззвучно открывал и закрывал рот, не в силах выдавить ни звука. Мазин смахнул со стола валявшиеся там бумаги и карандаши, расстелил поверх замусоленной скатерти немецкую газету, которую достал из сумки.
— Макс, найдите на кухне две чистых рюмки и два столовых прибора — если вы ещё не забыли, что это такое. Если не найдёте, то вымойте то, что есть, и тщательнее, пожалуйста.
Когда Макс вернулся с чистой посудой, Мазин уже разложил на газете привезённую с собой закуску и поставил бутылку шнапса. Несчастный Макс со слезами на глазах, застыв, смотрел на копчёные колбаски, зельц, банки с сосисками и паштетом, сыр — всё, что предусмотрительный Мазин купил в мюнхенском аэропорту перед вылетом. От всего этого так веяло потерянным домом, что Макс разрыдался.
— Ну-ну, Макс. Успокойтесь, — сказал помягчевший Мазин. — Скоро вы всё это и даже гораздо лучше будете есть в родном фатерлянде.
Макс с изумлением и надеждой уставился на Мазина, а тот открыл шнапс и придирчиво проверил на свет чистоту рюмок.
— Садитесь к столу, выпьем за встречу. Ну, и поговорим.
Разговор начался только минут через десять, после того как Макс перепробовал всё принесённое и выпил несколько рюмок шнапса. Он явно был голоден, ел жадно, но откусив что-то следующее, на какое-то время замирал, прикрыв глаза, и смаковал, вспоминая забытый вкус. Мазин наблюдал за ним с любопытством и жалостью. Когда же Макс наконец насытился и откинулся на стуле, Мазин угостил его «Житаном», оба закурили.
— Я прилетел, Макс, чтобы забрать своё тело и вернуть вам ваше. Мне не нужно такое бессмертие — такой ценой. Я понял, что не готов за него убивать кого-то и отнимать чужое тело. Мне нужна моя жизнь. Нет, у меня не было и нет никакой ностальгии — это совершенно тут ни при чём. У вас там точно жить лучше, чем в этой стране, и если когда-то появится возможность мне, Михаилу Мазину, туда перебраться, то я с удовольствием это сделаю, но в своём родном обличии. Я долго над этим думал, и ничьё мнение на этот счёт меня уже не интересует. Я надеюсь, вы ещё не продали моё фотооборудование? Нет? Тогда идите, разводите химикаты, а я пока соберу и установлю камеру и свет.
Через час, когда всё было закончено и каждый с радостью ощупывал и опробовал своё родное тело, Мазин сердито проворчал: