— Мишаня! Ты всё цветёшь, смотрю, жирок наедаешь. На «бимере» вон на каком роскошном ездишь. В ФРГ купил?
— Да. Из Германии пригнали, — уже хмуро ответил Мазин, догадываясь, куда сейчас повернёт разговор.
— Пригнали, угнали, — хохотнул Санёк. — Это мы знаем. Там угнали — сюда пригнали.
У Мазина тоже были некоторые сомнения в чистоте происхождения довольно дёшево доставшейся ему машины, но он не собирался делиться ими с быдловатым Саньком, а только молча смотрел исподлобья на того, ожидая продолжения.
Мыслил Санёк незамысловато — короткими цепочками, и потому ожидаемое резюме последовало незамедлительно.
— Так вот я и не пойму — как ты с таким счастьем и без крыши ещё живой ходишь? — выпалил до крайности довольный собой Санёк, поигрывая раздвижной телескопической дубинкой из обрезков разнокалиберных труб, собранных одна в другую наподобие матрёшки. Образец такой дубинки привезли Бригадиру из Англии, и Санёк, гордясь своим пролетарским прошлым, через старых заводских приятелей заказал на заводе почти такие же и снабдил ими всю бригаду. Чем заслужил похвалу, небольшую премию и кратковременную зависть соратников. Санёк им, понятно, не стал рассказывать, что заплатил он за это чудо уголовной техники вполовину против того, что выставил пацанам, — ну а что тут такого? Дружба дружбой… Такой дубинкой можно было легко проломить череп, а заказов на подобные услуги было достаточно. Дарвинизм процветал вовсю. Человеческая жизнь в прейскуранте того времени стоила так дёшево, что жители бывшей империи, в большинстве своём не обременённые иной моралью, кроме лагерной, царствовавшей в стране последние семьдесят лет, быстро поняли, что заплатить киллеру гораздо проще и дешевле, чем честно конкурировать, делиться с партнёром или возвращать долги. Заодно тем же способом разбирались и между своими. Позже спохватились и взвыли на подмостках и корпоративах: «Братва, не стреляйте друг друга». Но стрелять продолжали: ничего личного — просто бизнес, рынки делили, сферы влияния, а попросту — кто кого доить будет.
Михаил Александрович Мазин, разом растеряв светлое утреннее настроение, насупился, потоптался у входа в гараж, посмотрел ещё раз на сияющее рыло Санька, на реалии жизни, которая, поигрывая накачанными бицепсами, настойчиво зазывала его на свой праздник и, не стесняясь, предлагала ему место на блюде с пучком петрушки во рту, тяжело вздохнул и, отбросив увядшие иллюзии, ответил, как и полагалось:
— Ну, если ты так настаиваешь, то я позвоню сейчас Константину Карольевичу и поинтересуюсь, кто у меня крыша.
В отличие от далёкого от российских реалий Макса, Санёк сразу же понял, какого Костю с таким редким отчеством Мазин имел в виду. Разъяснений не требовалось, хоть и отреагировал Санёк не сразу — когда прошёл столбняк.
— Дык, Мишаня! Ты ж молодец! Я ж это так, проверку на вшивость, понимаешь… Ну, пошутил, в общем…
Мазин понимающе кивнул, уже не улыбаясь и стараясь не встретиться взглядом, закрыл гараж, сел в покорно заурчавшую новому хозяину машину и, не глядя на понурого и в душе проклинающего его (и себя) соседа, плавно вырулил из гаража.
1.4
Как ни старался Мазин придать своему офису вид солидного медицинского учреждения, тот со своими тёмными бархатными шторами, плюшевым диваном и приглушённым боковым освещением больше смахивал на салон средней руки медиума или удачливой гадалки. Не помогали ни развешанные по стенам плакаты, изображавшие людей с содранной кожей и, словно географические карты, расштрихованные энергетическими меридианами и акупунктурными точками, ни фальшивые дипломы разнообразных академий в строгих рамках, ни стетоскоп, небрежно брошенный посреди массивного стола красного дерева рядом с тяжёлой бронзовой антикварной чернильницей в виде сидящего Будды. Впрочем, сам Михаил Александрович, восседавший за этим столом в высоком резном кресле с подлокотниками, в белом накрахмаленном халате и больших очках в роговой оправе, выглядел солидно, уверенно и внушал посетителям доверие, хоть тоже не слишком походил на врача.