Давненько Василиса не навещала Анастасию Никоноровну, с тех пор, как Леонид сказал, на этот раз построже, чтобы она оставила ее в покое. Василиса послушалась. Проводив мужа в Ярск, она целыми днями пропадала на Урале.
В разгар отпусков и школьных каникул на пляже было тесно. Устроившись где-нибудь на песчаном островке, под красноталом, Василиса подолгу всматривалась из-под ладони в светлую, чуть подсиненную глубину июльского неба. Рядом с ней говорливые девчонки, наверное, выпускницы средней школы, без умолку болтали обо всем: о новых кинокартинах, и о новых правилах приема в вузы, о заносчивых мальчишках из авиаучилища и о скорой поездке на уборку урожая. Невольно прислушиваясь к ним, она вспоминала и свою молодость, когда вот так же беззаботно перескакивала с подругами от пустячков к серьезным темам, стараясь подолгу-то не философствовать. А теперь ей не давала покоя одна и та же мысль: что же в конце концов представляет собой Анастасия — просто неудачницу или женщину волевую, умеющую жертвовать счастьем? Иногда Василиса склонялась на сторону Сухарева, Анастасия Никоноровна не пропадет, судьба наделила уральскую казачку второй молодостью — ей больше тридцати ни за что не дашь. Такая может начать жизнь сызнова. Но что станет с ним? Странно, неужели Анастасии Никоноровне не жаль его нисколько? Или она, действительно, рассчитывает своей решимостью заставить мужа опомниться, остановиться? Не слишком ли это сурово?
Василиса подымалась с горячего крупнозернистого песка, шла к реке, смуглая, почти коричневая. Так никогда еще не загорала она ни на каких курортах. Бросившись с разбега в воду, она плыла против течения на самом стрежне. Но продвинуться вперед хотя бы на несколько шагов ей не удавалось; в лучшем случае держалась на одном месте, близ обрыва. Тогда она поворачивала наискосок течению и с трудом переплывала быструю, вскипающую на излучине реку. Отдохнув немного на глинистом яру, с которого мальчуганы, соревнуясь друг с другом, кидались в омут «ласточкой», Василиса бочком сходила вниз и пускалась по течению, без усилий, без борьбы, наслаждаясь удивительной легкостью своего плотного тела,— его играючи нес Урал к форштадтскому перекату. Почувствовав отмель, она вставала на утрамбованное дно и, забавляясь тугими вьющимися струями, долго барахталась в парной воде, повизгивая от удовольствия.
Сегодня было особенно много купающихся. Казалось, весь Южноуральск — и стар и млад — со своим нехитрым скарбом (тканевыми одеялами, чемоданчиками, корзинками, полотенцами, зонтиками) переселился сюда, на пляж. Василисе надоело рассматривать небо, она перевернулась на бок, плохо видящими, привыкшими к солнцу глазами медленно обвела нарядный берег и боязливо отодвинулась под кустик: в десятке метров от нее стояла Каширина. Ребята, уже в одних трусиках, кувыркались на лужайке, а мать не спешила, раздумывала.
Наконец, Анастасия Никоноровна сбросила туфли-босоножки, обожглась, и, приплясывая, сняла кофточку, положила на разостланное одеяло. Постояла с минуту, заинтересовавшись игрушечным поездом, неторопливо идущим по детской железной дороге на том берегу реки. Потом расстегнула крючки на пояске — юбка скользнула по крутоватым бедрам, и Анастасия, распрямившись, сделалась еще стройнее. Поправляя черные волосы, рассыпавшиеся густыми прядями, она подняла руки к затылку, запрокинула голову. Как хороша: горделивый изгиб шеи, девичья свежесть округлых плеч, безжалостно перехваченных шнурками вязаного купальника, ломаная линия груди, нежный выем талии... Солнце, глянувшее из-за сухого облачка, осветило Анастасию в профиль — и четкая тень упала на песок, в точности повторив изящество ее фигуры даже тень Анастасии была великолепной.
Василиса позавидовала ей благодушно, без ревности. Не утерпев, окликнула. Та обрадовалась, подбежала, плашмя бухнулась рядом с Василисой, притянула Васю к себе, и обняла.
— А где Леонид Матвеевич? — оглядевшись, поторопилась узнать Анастасия.
— Где ему быть сейчас, как не в командировке, — небрежно ответила Василиса и тут же выругала себя за подозрительность, которая не дает покоя все эти недели.