Анастасия встала поздно, на скорую руку приготовила завтрак, наказала Леле покормить отца. Родион Федорович спал на диване, не раздевшись, не сняв ботинок. Он лежал лицом к окну, подогнув ноги; и лучик солнца беззаботно поигрывал на его седом виске. Анастасия осторожно укрыла Родиона одеялом, на цыпочках вышла в переднюю. Так—со смешанным чувством притуплённой боли и слабой надежды — отправилась она в райком.
Утро выдалось на редкость светлым и покойным. Ни одной пылинки, хотя мостовые давно просохли после вечернего дождя. У нового продмага на Советской разгружали арбузы: они мелькали в воздухе, над тротуаром, перебрасываемые из рук в руки, отборные, один к одному,— темно-зеленые разлапистые полудужья по светло-зеленому полю. Огибая центральный сквер, в русло главной улицы вливался длиннейший автообоз с зерном: пахнуло в лицо стойким ароматом пшеничных ворохов, степным разнотравьем. Сделалось грустно. Впереди всего две-три переходных недели — бабье лето. Каким оно будет? Погожим, теплым, с серебристыми паутинками на едва тронутых багрянцем осокорях и кленах? Или хмурым, неприветливым, с обложными суточными дождями? Настоящее большое лето уже позади, теперь вся надежда на бабье — коротенькое, неустойчивое.
Анастасия собиралась с утра поехать на строительство студенческого общежития, но битый час потратила па телефонные разговоры с райисполкомом и горсоветом о детском садике, который никак не могли обеспечить мебелью. Потом позвонили из обкома — понадобились биографические справки о некоторых коммунистах совнархоза, в том числе и о Лобове.
Долго рассматривала она учетную карточку Леонида. Фотография была совершенно неудачной,— до того угрюмый взгляд исподлобья, что Анастасия рассмеялась. Листая страничку за страничкой, она позавидовала его привязанности к одному и тому же делу: десятник, студент института, прораб, старший прораб, начальник производственного отдела, управляющий трестом, инженер дивизии, командир саперной бригады, потом опять управляющий, начальник главка. Ни одного шага в сторону от раз и навсегда выбранного направления, даже в войну строил. И служебная лестница не отличается крутизной, почти тридцать лет понадобилось ему, чтобы подняться до госплановских высот. Нигде не перескочил ступеньку, шел неспешно, но без долгих остановок...
Ей сделалось полегче, будто повидалась с ним. Иногда, при чтении чьей-нибудь анкеты, так и хочется подправить чужую жизнь, а к Леонидовой ничего не добавишь и ничего не зачеркнешь,— все естественно, логично. Что ж, у него жизнь сложилась так, как загадывалось в молодости, только без ее, Анастасии, малейшего участия. И ей остается лишь одно — полистать чрезмерно скупую летопись, подивиться каллиграфическому почерку безвестного московского райкомовца, порадоваться втайне лишней встречей с Леонидом, и удостоверить неразборчивой своей подписью свежую пометку о новом месте работы коммуниста Лобова. Последнее могли бы сделать в секторе учета, но она сама это сделала, словно то была поправка важности чрезвычайной.
«Эх, ты, баба, баба,— вздохнула Анастасия.— Вчера напала на Родиона, довела его до белого каления... Да возьми ты, наконец, себя в руки!..»
Сразу же за базаром, около «Кузнечных рядов», откуда открывается вид на весь Южноуральск,— от поселка железнодорожников, раскинувшегося по ту сторону вокзала, до восточного пригорода, вплотную подступившего к аэропорту,— на этой окраине закладывался теперь целый массив жилых домов. Каширина наведывалась сюда частенько, и ей казалось, что дела здесь подвигаются крайне медленно: не хватало кирпича, сборного железобетона, леса. Готовые «коробки» пустовали месяцами, ожидая своей очереди, пока сантехники, электрики, штукатуры и маляры заканчивали работу на других площадках.
И каждый раз, приехав на стройку с намерением поговорить с людьми по душам, Анастасия тратила время на те же телефонные звонки, чтобы хоть чем-нибудь помочь прорабам.
Узнав сегодня, что вторые сутки не подвозится кирпич, она решила позвонить Лобову.
— Леонид Матвеевич в Ярске,— ответили ей из совнархоза.
«Этот тоже, кроме гигантов, знать ничего не хочет,— подосадовала она.— Теперь его оттуда до заморозков не дождешься!»