— Догадайся, кто нашел, — мрачно ответил я.
— Почему она не сдала тебя раньше? — задался философским вопросом Эк.
— Петрович тебя только из-за номера вызвал? — поинтересовался более прозаической вещью Юом.
— Не только, — сил пересказывать всю беседу с Комендантом не было, поэтому я ограничился кратким содержанием:
— Лана умнее, чем мы думали — она нас засняла.
Юом побледнел и замер на месте. Тон тоже встал как вкопанный, осмысливая произошедшее.
— Да не парьтесь, — успокоил их я, — Запись плохая — там ничего толком не видно.
Друзья облегченно вздохнули.
— Что в итоге? — уже более озабоченно спросил Эк.
— Три наряда вне очереди за героическое сопротивление… — подвел итог я, — Главное, чтобы Полковник не додумался: кто остальные двое на записи.
— Черт! — выругался Тон. — С завтрашнего дня придется ходить по одному.
* * *
Уже сидя за столом в зале столовой мы не без удовольствия наблюдали, как усердно трудится Лана. Поймав на себе мой взгляд, она надела на лицо любезную улыбку и принялась усердно делать вид, что ничего в жизни не доставляет ей большего удовольствия, чем прислуживать голодным курсантам.
— Во всем есть своя польза, — съязвил Тон, — она готовить научится.
— Да, ее муж потом будет гоняться за нами… — начал я.
— Что бы спасибо сказать, — продолжил мысль Эк.
И мы принялись громко хохотать. Наше безудержное веселье было в самом разгаре, когда рядом материализовалась Лана. Увидевший ее первым, Тон, поперхнулся собственным смехом, и на его лице отразилось глубокое недоумение. Девушка самолично привезла и поставила на стол наши порции и, сладко улыбнувшись, удалилась.
Мы недоуменно переглянулись. С Ланой, явно, произошло что-то неладное: с чего вдруг она стала такой заботливой?
— Укрощение строптивой приносит свои плоды? — весело поинтересовался Юом.
— Тут что-то не так.. — задумчиво произнес Тон.
— Да ешь лучше, мыслитель, — ответил Ронг, — Пустое брюхо к размышлениям глухо!
И он был прав.
* * *
Меня разбудили звон колокола и зверские толчки в бок.
— Раэл, просыпайся! Да просыпайся же! — орал кто-то мне в ухо. А я в полусне пробирался сквозь толщу астероидов и корабль качало. Сильно качало…
— Проснись, Небо тебя раздави!
— Есть! — проскрипел я и услышал свой голос откуда-то извне. — Крен на правый борт!
Я попытался поднять руку, но она никак не слушалась. Послышался какой-то грохот.
В голове низко гудело, на глазах как будто лежало по блину от штанги.
— Вставай! Полковник объявил учебную «Тревогу»!
На этом месте меня вдруг что-то пнуло изнутри. Я в ужасе открыл глаза и увидел себя в казарме. Все кругом уже оделись и построились, а я еще лежал на койке.
Мой взводный Саун отчаянно тряс меня:
— Просыпайся! Полковник идет!
Я кивнул и рывком попытался встать, но что-то отбросило меня назад. Немного придя в себя и проморгавшись, я заметил, что обе мои руки привязаны к кровати. То же, должно быть, произошло и с ногами.
— Что это за подлые шутки! — гаркнул я на всю казарму, — Да я вас…
Потом я что-то еще говорил, периодически проваливаясь в сон, но не запомнил.
— Хватит орать! — с трудом владея языком, издали прохрипел Тон, — Отвязывайся!
— Я сам знаю! — огрызнулся я.
Эк не стал отвечать на мой выпад.
— Юом? — почти простонал я, вспомнив еще одного друга.
— Ему пригнали эвакуатор! — ответил Эк.
Все, находившиеся в казарме, взорвались единодушно хохотом и согнулись пополам. Минуту спустя я немного осознал случившееся и не на шутку разозлился. Дальнейшее содержание моей речи свелось к тому, что, привязавшего меня негодяя ждет дуэль и страшная кара, а позор может быть смыт только его кровью.
— Потише! — громко сказал кто-то.
— Значит, ты это и сделал, — заявил я.
За спинами стоявших послышалась возня.
— Тихо, — очевидно, собрав все силы, рявкнул Тон, — Теряем время!
И дражайшие однокурсники, не переставая перебрасываться шуточками, дружно кинулись помогать нам. Но, до обхода Полковником курсантских обиталищ мы все равно не успели. И он застал нас в самом неприглядном виде.
— Та-а-ак, курсант Ирдэо! — тяжело оглядев меня, констатировал Петрович, — Снова нарушаете Устав. Только вчера я сделал вам предупреждение. Вижу — не поняли…
Пока Полковник взывал к моей совести, я, из последних сил, старался удержать глаза открытыми. Впрочем, это мало что меняло: разум все еще был затуманен и смысл происходящего доходил с трудом. В таком состоянии, вздумай Петрович меня казнить, возражений он бы не встретил.