Тогда в глубине моей души зародилось некрасивое желание сломать ему что-нибудь, например, ногу. Или сделать так, чтоб у него в глазах повылазило — из-за опасения, что этот хмырь девчонок танцевать потащит. А что, вполне мог сдать смену, переодеться и пригласить. Дурное дело не хитрое, много ли ума надо?
Ну да ладно, не будем сгущать духоту. Не потащил же, а не пойман — не вор. И насчет оленины тоже проехали, всё равно было вкусно.
Глава пятьдесят пятая, в которой нечего сгущать облака
Округлые крохотные булочки, черные и белые, источали чудный парной аромат. И Гриша тут же схватил верхнюю:
— О, прямо из печки. Шарман!
Аппетит у товарища явно разгулялся. Опасаясь, что мне не хватит, я переложил парочку пампушек себе. А Грише предложил:
— Погодь накидываться. Позже люля-кебаб принесут, сравнишь ощущения. Молекулы виски прекрасно совмещаются с молекулами кавказских сосисок. Обещаю, тебе снова понравится.
— Люля под виски? Хм. Умеешь ты иногда удивлять, Михалыч, — крякнул Балала, отрезая еще один солидный кусман колбасятины. — Чудесная поляна.
Пришлось признаваться:
— Чего ни сделаешь ради женщины.
— Да уж! Женщины, божественные, загадочные и безжалостные… Они тебя любят. И животные тебя любят.
Спорить в этом месте было бессмысленно. Правду в глаза надо выслушивать стойко, какой бы неожиданной она ни была.
— … Знаешь, Михалыч, кошка у тебя живет прикольная, даром что недотрога: брошенный мячик умеет приносить. И овчарка толковая, хотя мячик не носит. Только зыркает, будто я спереть чего-нибудь хочу.
— А ты хочешь?
Балала резюмировал неожиданно:
— Все собачники в глубине души бабники!
— Хм, — кашлянул я от неожиданности. — Глубоко копаешь. Пытаешься понять истину?
— Истину познать невозможно, хотя многие пытались, — отрезал Гриша. — Истина напоминает мне обольстительную женщину — сама высока, красива, сиськи классные. А минет сделать некому. Потому что истину вроде бы видишь, но она недоступна.
— Да ты философ, брат, — прищурил глаза я. — А что ты там говорил про любовь?
— Любовь зла. Она делает мужчин идиотами, — продолжил откровения Гриша. — Но твои женщины как на подбор. Особенно та, что голубоглазая блондинка.
Мне оставалось лишь плечами пожать, разливая напиток. Мысли он читает, что ли? Насчет Алены спору нет, хоть она не моя. Она вообще ничья… «Моей» являлась одна лишь валькирия, и вот она была точно «как на подбор». Другую такую сыскать трудно.
— Почему «как»? — усмехнулся я и, не дожидаясь ответа, перевел разговор в другую плоскость: — Недавно в Соединенных Штатах придумали новый сорт виски, с ароматом бобровой струи. Не пробовал?
Настала очередь прокашляться Грише, демонстрируя этим ответ. А я продолжил:
— Новинку назвали «Оу Де Маск», что в переводе означает «Мускусная вода». Изобретатели утверждают, будто бобровая струя с давних времен используется в качестве ароматизатора, который придает напитку яркий цвет и фруктовый вкус.
— Хр-хр, — снова заперхал Гриша. — А там имеется еще и вкус?
— Да, с оттенком свежевыделанной кожи и легким ароматом ванили.
— Обалдеть, — прошептал Балала потрясенно. — И где они берут эту струю?
— В лесу. Главный компонент доставляют местные бобровые охотники. А потом в «Оу Де Маск» мастера добавляют еще и еловые иглы, имбирь, березовую кору и кленовый сироп.
— Ни фига себе, дикий коктейль… Сам-то пробовал?
Я развел руками:
— Напиток мне не по карману — двухсотграммовая бутылочка весит шестьдесят пять долларов. Но если хочешь, можешь в инете заказать.
— Это же почем выйдет литр? — защелкал Балала головным калькулятором.
От валютных расчетов я отмахнулся.
— Много, моей пенсии не хватит.
— Пожалуй, я тоже обойдусь, — добавив живой и обычной воды, приятель припал к стакану. — Зачем нам эти буржуйские причуды?
Тогда я выложил еще один секрет:
— При мужских проблемах бобровая струя получше Виагры будет. И вреда меньше, поскольку натуральный продукт.
Под таким углом цена в шестьдесят пять долларов уже не казалась чрезмерной. Балала задумался:
— Да, Михалыч, опять удивил.
На этой минорной ноте я посчитал требования этикета исполненными. Ну а что, о жизни поговорили, можно и к делу. В конце концов, истина лежит не на устах говорящего, а в ушах слушающего. Поэтому, повторив привычные движения со стаканом, перешел к предмету встречи:
— А теперь, дружище, удиви меня ты.