А когда все мероприятия закончились, ничего особенного не произошло. Гром не прогремел, хляби небесные не разверзлись. Только Степанида Егоровна тогда буднично поинтересовалась:
— Как там твоя Хильда?
— Дышит воздухом в санатории. Идет на поправку, — я постучал по деревянной тумбочке и сплюнул через плечо. — А дальше как бог даст, реабилитация будет долгая. Плечо насквозь простреленное. Да что я рассказываю, вы же сами знаете!
Бабушка кивнула.
— Она молодая, ей легче. Пару дней назад, после вашего шабаша, я ее навещала в реанимации. Брошюры по лечебной физкультуре передала. Ну и посмотрела на девочку.
— И что вы увидели? — заинтересовался я.
— Признаки мощного отката.
Помнится, Алена тогда недоуменно сдвинула брови.
— Какой еще такой откат?
— Какой бывает после шабаша ведьм! Первый признак — это резкое ухудшение здоровья. А у Хильды было именно такое состояние. И месячные начались раньше срока.
— А это вы откуда узнали? — хором вопросили все, включая меня.
— Антоша, к посещению больного надо готовиться! Я историю болезни почитала, втихаря, конечно. И ты очень правильно поступил с горным санаторием. Негативные процессы, вызванные переутомлением, лечатся традиционными средствами. Очень полезен отдых без нервов, но со сном, диетическое питание. Хорошо способствуют прогулки на свежем воздухе… Бег трусцой.
— Об этом говорить пока рано, — буркнул я. — У нас ранение весьма серьезное.
Анюта тогда неожиданно опечалилась:
— Странно, вроде бы чужая тетка, эта Хильда. Только жалко. Все мы не без греха, но ее-то за что наказали? С какой стороны ни посмотри, всюду она пострадавшая. И эти гады против нее что-то вякают? Да пусть тогда их злые помыслы обратно им вернутся втройне!
Воспоминания оборвала телефонная дрожь. Дикий зверь заворочался, а я не удивился — такая идиллия долго продолжаться не могла, даже до обеда не дожила. Звонила Степанида Егоровна, и среди прочего трепа поинтересовалась:
— Антоша, а как поживает твоя Хильда?
— Еле ползает, — честно ответил я, — но по нашим меркам это очень хорошо.
— Ты знаешь, жизнь значительно удлиняется, если не оставлять за спиной недобитых врагов, — поведала Степанида Егоровна. — И вообще, жить с чувством ненависти вредно для здоровья. Поэтому затягивать со смертью врагов нежелательно. Не думаете об этом?
— Да нет, — нахмурился я. — За ней дочка ухаживает вместо того, чтобы в школу ходить. И папаша больной. Вот об этом она думает.
— Ладно, передавай привет.
И тут же экран ожил снова, показав фото Артема Трубилина.
— Как жизнь, Михалыч? — вкрадчиво поинтересовался абонент.
— Телега старая, колеса гнутые, но пока едет, — ушел я от прямого ответа. — Что хотел?
— Поговорить, — признался тот. — Когда сможешь?
— А когда надо?
— Вообще-то время поджимает.
Если так разобраться, время всегда поджимает — мы постоянно куда-то спешим. Еще древние йоги шутили: «Проблема в том, что вы думаете, будто у вас есть время». Великий Циолковский однажды обронил интересную мысль, что среди того неизвестного, что имеется в окружающей нас природе, самым неизвестным является время. Ибо никто не знает, что такое время и как им управлять.
Другая гипотеза утверждает, что времени никогда не было, нет, и никогда не будет. Время живет только в наших головах и уравнениях, которые мы используем каждый день. Процессы вселенной не обязаны подчиняться какой-то периодичности и интервалам. Более того, нам неизвестны явления, способные описать время.
Может быть и так, хайли-лайкли его знает.
Мы понимаем окружающий нас мир как трехмерное пространство, имеющее свою длину, ширину и высоту. С понятием времени всё сложней, вроде бы оно имеет один трехуровневый вектор движения — из прошлого в настоящее, а отсюда в будущее. Только никто не доказал, что не существует обратного, когда время движется из будущего через настоящее в прошлое. Известный физик, нобелевский лауреат Ричард Фейнман авторитетно заявил: «Время — это просто часы. Но я бы не хотел умереть дважды. Это так скучно!».
Тему коварного времени мы обсуждали с Артемом в его кабинете на базе. Трубилин поделился ощущением, будто «увяданья золотом охвачен» и предположил, что «не будет больше молодым». А потом напомнил:
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!
Я поддерживал: «Вижу твой могучий возраст», хотя толковал о другом:
Живи еще хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.
Эту важную тему дискутировали, пока Анюта готовила кофе на всю компанию. И хотя основную работу делала кофемашина, особенно вкусным напиток получался именно у Нюси.
— «Возраст смотрит свысока, время видит всех друзей», — с улыбкой процитировала она Юлю Зиверт.
— А ты почему не в институте? — поинтересовался я, намазывая масло на бублик.
Девушка тряхнула рыжим чубчиком:
— Сессия, отстрелялась с утра. Нам, автоматчикам, только запись в ведомости надо было получить.
— А что тогда Антон там делает?
— Он староста, — пожала она плечами, — ему положено над нашими цыпочками квохтать.
— Михалыч, а как поживает Хильда Вагнер? — мягко сменил тему Трубилин.
Я переглянулся со Степанидой Егоровной. Та покачала головой — мол, заход не с ее подачи.
— Нормально, уже встает. С душевным состоянием хуже — культурный шок дело такое. Другое время, другие нравы, другая страна, которой нет… А разве тебе парни не докладывает?
Вместе с Хильдой я отправил выздоравливать обоих раненых бойцов, и Казбека Бероева, и Кирилла Афанасьева. А что, германский санаторий там не простой, а военный, местные врачи обучены проводить реабилитацию огнестрельных ранений. Да и целее парни там будут. Так что докладывать начальству они просто обязаны, новые телефоны им выдали для этого. По крайней мере, зарплату охранников с них никто не снимал.
— А что они доложат? — вздохнул Трубилин. — Сами еле ползают, в основном лежат по кельям. А ты телевизор смотришь, Михалыч?
— Телевизор давно не смотрю, ни в том мире, ни в этом, — признался я. — И тебе не советую.
— Почему?
— Ничего хорошего там нет. И вообще, не надо ходить вокруг да около, говори прямо, — предложил я.
— В городе неспокойно. Который день происходят стычки между армянами и азербайджанцами, — прямо сказал он. — Есть пострадавшие.
— И что дальше? Скажешь, что это организовали мы с Хильдой? — сразу отбоярился я. — Так нет, буду возражать. В этом городе у меня полно знакомцев и среди армян, и среди азербайджанцев. И со всеми прекрасно лажу. А стычки в городе… Так говоришь, как будто это в первый раз.
— Далеко не в первый, — признал Артем.
— У нас государство светское, каждый волен верить в своих богов. И конфликт между армянами и азербайджанцами меня не касается. Наоборот, я за снижение напряженности и мир между народами.
— Это не всё, — прервал меня Трубилин. — Позавчера в аксайской больнице произошла драка с поножовщиной между больными инфекционного отделения.
— Какая драка? — нахмурилась Степанида Егоровна. — Там же одни сбитые летчики, лежачие все!
Артем развел руками:
— Говорят, в этих летчиков словно дьявол вселился, и они взбесились. Трупы выносили ночью. Деталей не знаю, там вдобавок к охране еще и оцепление выставили.
— Так-так! — оживилась Степанида Егоровна. — Теперь понятно, почему мои информаторы голос не подают. А еще я думала, что позавчера был паршивый день. Ан нет, позавчера был замечательный денек!