Я упорно молчал, не пытаясь оспорить список Шиндлера, поэтому монолог продолжился.
— Твой отец всю жизнь мотался по военным гарнизонам. Вышел в отставку три года назад, осел в нашем городе. И здесь он человек новый. То же самое касается твоей матери. А у тебя связей не может быть по причине юного возраста. Так мне казалось. Но когда мы копнули глубже, обнаружились интересные вещи.
— Ах вот как? — подумал я. — Ну-ка огласите весь список, пожалуйста.
— Еще в школьные годы ты дружил с Аленой Козловской. Причем так крепко, что дошло до поножовщины с соперником.
Мы с Антоном мысленно переглянулись. И в самом деле глубоко под нас копали!
А дама равномерно оглашала:
— Папа у Алены — полковник КГБ. Видимо, хорошо работает, раз в Москву забрали. Мама, известная певица Надежда Константиновна Козловская, организовала ваш оркестр, закупила на личные средства музыкальные инструменты и передала тебе. И с Аленой ты поддерживаешь тесные отношения до сих пор. Далее, ты в оркестре на короткой ноге с Анной Швец, мама которой педагог института, а папа — полковник Советской Армии. Наконец, ты живешь с Верой Радиной. Ее бабушка, Степанида Егоровна, известная личность, ветеран войны и депутат Верховного Совета… Ничего не путаю?
Мы с Антоном не возражали, и дама завершила спич:
— И все сообщают о тебе только хорошее. Ни одного негативного отзыва! О чем это говорит?
— О чем?
— Лихой казачок Бережной ко всем в доверие втерся! Трех кобылок объездил, причем одна уже беременная. И вот с таким послужным списком тебя выпускают за границу! Не спросив нашего мнения? И заодно с тобой выпускают студенток, которых опасно в институт пускать. Уверяю тебя, эта поездка за границу без последствий не обойдется!
— Каких последствий? — поинтересовался я.
— Любых! Даже самых печальных. Я не удивлюсь, если этот оркестр сразу разбежится по Германии, едва выйдя из самолета!
— Во как повернулось, — ошарашенно пробормотал Антон. — И почему она не писатель-фантаст?
— В жанре «романтическая фантастика»?
— Бери жоще. Здесь закручен явный гаремник с элементами ужасов.
— Да, брат, — согласился я. — Все проблемы из-за баб. Даже бабские проблемы, и те из-за баб. И не потому что дуры, а потому что бабы.
— За границу они собрались… — горько пождала губы дама. — Ага. Ты хоть знаешь, когда образовалась Федеративная Республика Германия?
— Откровенность за откровенность, — сказал я, пропуская контрольный вопрос мимо ушей. Ибо настало время заходить со своих козырей. — Это секрет, но вы имеете право знать. Дело в том, что студенческий оркестр музпеда опекает председатель КПК, член Политбюро Арвид Янович Пельше. Негласно, конечно.
— Да что ты говоришь, — засомневалась дама. — С какой стати?
— Дело в том, что пианистка Уля Тулаева — внучатая племянница Владимира Ильича Ленина.
— Чья племянница? — дама решительно открыла вторую бутылку боржоми, чтобы жахнуть два стакана подряд.
— Внучатая племянница вождя пролетариата, Владимира Ильича Ленина. И Арвид Янович, будучи соратником вождя, старую дружбу помнит.
Дама поперхнулась, закашлялась и вытаращила глаза:
— С чего ты это решил⁈ Она же калмычка!
— Вот именно, — с намеком прищурился я. — Калмычка. Информация, конечно, непроверенная, из области слухов. Только других объяснений у меня нет.
— Так-так… А ведь мы проверяли эту девочку. Несмотря на заслуженную бабушку, очень сомнительная девочка. Как-никак, дочь репрессированного отца. Но теперь картина проясняется… Выходит, ты и Улю Тулаеву чпокаешь?
Антон собрался что-то ответить, но я пресек:
— Молчи. О мертвых принято говорить или хорошо, или ничего, а о своих женщинах вообще не говорят.
— Да нет у меня никаких женщин!
— Неважно. Пусть думает, что хочет, оправдываться не стоит.
Вслух я сказал совершенно иное:
— Скажите, Валентина Ивановна, а какие последствия вызвало наше письмо?
— Самые серьезные, — кивнула она решительно. — Допущены ошибки, и виновные будут наказаны. Ненаказанных не будет. Из Москвы звонил товарищ Пуго, Борис Карлович. Он работает помощником товарища Пельше, а раньше возглавлял советский комсомол.
— Я знаю, — буркнул мне Антон. — И что, товарищ Пуго круче целого обкома партии?
— А вот скажи, бабушка Степанида круче твоей Веры?
— Ясен перец!
— А Пуго еще круче.
Словно убедившись, что Антон проникся, дама продолжила:
— Товарищ Пуго указал, что наш обком партии и райком комсомола не понимают политику партии и правительства по вопросу выезда евреев. А ведь закрытые разъяснения были направлены на места еще месяц назад.
— А они были направлены?
— К сожалению, ознакомились не все. А кто ознакомился, тот не проникся. Думаю, теперь у вас в институте будет новый парторг и новый комитет комсомола. А в обкоме партии будет новый секретарь по идеологии. Тебе по комсомольской линии влепят выговор…
— А мне-то за что? — вскинулся парень.
— Не волнуйся, найдем за что.
— А сестры Гольдберг?
— Сестер исключать не будем, но выговор они заработали — в общежитии нельзя распивать вино, это закон.
— Ну хоть так, — не стал спорить я, по-прежнему нагнетая теплую доброжелательную атмосферу. — Надеюсь, я вам помог осветить темные места, Валентина Ивановна?
— Да, спасибо, — кивнула она. — Остался один момент. Даже скорее просьба… Речь пойдет о Константине Сиротине. Это мой любимый племянник.
— Да, конечно. Чем могу?
— В эту поездку он не попадает, мне решительно отказали. Но на следующий учебный год варианты есть.
— Какие варианты? — живо заинтересовались мы с Антоном. — И вообще, о чем речь?
— На высоком уровне достигнута договоренность о культурном обмене. Не слышал?
— Так, краем уха, — честно признался я.
Этот вариант Антон не рассматривал. Он его отверг категорически, с самого начала. Жена, дети, огород, козы… Какая, нафиг, Германия на целый учебный год? Одной поездки будет достаточно.
Тем временем дама изложила суть:
— В сентябре немецкие скрипачки приедут заниматься к нам, ваш оркестр поедет в Дортмунд. Котик очень хочет в Германию…
— Постойте, — слегка опешил я. — Но он же учится в университете!
— Не вижу проблем, — отмахнулась дама. — Сдаст сессию и переведется в музпед, на барабанный факультет. Не забывай: мастера спорта и чемпионы в любом институте нарасхват! И ваш завкафедрой физкультуры Черныш такой переход горячо одобряет.
— Хм… Уже одобряет?
— Да, и обещал приложить все усилия. А вот ваш товарищ Иванов намеков не понимает! Я и так и этак, вчера уже прямо сказала, что буду очень благодарна. А он ни в какую! «Нет возможности», видите ли. Уперся, как баран на новые ворота.
— Хм, — продолжал я тупить.
— А ты ушлый парень, на короткой ноге с этой немецкой дирижершей, Марией Вагнер, по ресторанам с ней обедаешь. Замолвишь словечко, а?
Всё-то они знают…
— Вообще нет проблем, — без раздумий согласился я. — Ничего не обещаю, но при первой возможности поговорю. Разрешите идти?
Дама величаво махнула рукой:
— Иди. Думаю, не надо напоминать, что этот разговор должен остаться между нами?
— Так точно, — щелкнуть каблуками кроссовок не удалось, но я попробовал.
Между тем сила внушения падала. Ранее разглаженный на лбу дамы ум снова сморщился, а взгляд ее темнел на глазах, откатываясь к заводским настройкам.
— И не забудь, Бережной, в одиннадцать часов все музыканты должны быть в Малом зале, — твердо отчеканила она. — Обеспечь мне явку сто процентов, понятно? Свободен.
На эту тему у бравого солдата Швейка имеется замечательная присказка: «Maul halten und weiter dienen» (Держи язык за зубами и продолжай служить). Так что тебе, студент Бережной, ничего другого не остается: заткнись и служи.
Конец седьмой книги.
Май 2022 года.
Россия, Ростов-на-Дону.