Так вышло, что окружающий мир болеет не только на спортивных соревнованиях. Музыкальных конкурсов множество, проводят их постоянно, без перерыва и выходных дней. И жаркие споры судей частенько затягиваются за полночь. Наш ректор везде востребован, если не председателем жюри, так членом делегации от министерства культуры. Человек буквально живет в самолете, завидовать тут нечему. Не всем же стоять у синхрофазотрона и рулить космическими кораблями? Кто-то должен выполнять незаметную, но нужную работу.
Присев на крайний стул, Антон не перестал оглядываться. Бывать в таких хоромах ему не доводилось, не по чину это. А помещение впечатляло, он аж рот раскрыл. Если в приемную ректора можно было впихнуть камерный ансамбль, то вот здесь, в кабинете, легко разместился бы большой симфонический оркестр.
Дубовые панели, наборной паркет, забитые кубками и книгами стеклянные шкафы, хрустальная люстра. В одном углу красовался антикварный концертный рояль «Стейнвей», в другом углу таился сейф. Старинный сейф, явно гномьей работы — мощный, основательный, монументальный. Одна замочная скважина шириной в ладонь чего стоит… С первого взгляда становилось понятно, что за стенами этого сейфа скрываются многие тайны музыкально-педагогического института.
— Где-то читал такую фразу, — припомнил Антон, — «в тронном зале громко тикали напольные песочные часы».
Здесь ничего не тикало. Видимо потому, что кабинет ректора не был тронным залом, хотя и был очень похож. Центральной фишкой местного фэншуя являлся монументальный письменный стол, рассчитанный, что логично, на богатыря. Широченная столешница, крытая зеленым сукном, напоминала бильярдный стол. Только покоилась она не на восьми лапах, а на двух тумбах орехового массива.
Если вы когда-нибудь видели стол крупного советского руководителя — значит, вы видели всё. Вторым приметным предметом интерьера, после главного стола, считается стол для совещаний. И чем крупнее руководитель, тем длиннее этот стол. Неопытный человек мог бы сравнить его с пиршественным, только чаще он являлся пыточным.
Антон осмотрелся еще раз — в кабинете ректора уместились все, считая тех, кто уже сидел раньше. И еще осталось столько же пустого места. Не все пришли? Владимир Михайлович Гузий решил не ждать. Откашлялся, встал из-за главного стола, и его стало видно. Сверкнула лысина, рассекающая остатки шевелюры на два куцых холмика. Проректор был смелым мужчиной — он не унижал себя боковым чубчиком, зачесанным на другую сторону. В голову пришли строки из песни Высоцкого: «Дорога сломала степь пополам».
— Товарищи, минутку внимания, — начал профессор. — Я вас собрал, чтобы представить нового преподавателя института. Знакомьтесь, это товарищ Иванов, Владислав Саныч. Если вы помните, он посещал нас зимой вместе с немецкой делегацией. На кафедре хорового дирижирования товарищ Иванов займет должность педагога-организатора и руководителя студенческого оркестра «Надежда».
Последние слова перекрыл гул голосов собравшихся. Новость оказалось неожиданной. Ничто, как говорится, не предвещало. А проректор продолжил:
— Ранее Владислав Саныч трудился в министерстве культуры, а теперь вот решил поработать с юными музыкантами, будущими педагогами…
Народ еще более зашушукался. «Знаем мы, как он сам решил», — сквозило в их глазах.
— … Время сейчас непростое, товарищи, коллективу оркестра «Надежда» предстоит досрочная сессия в связи с выездом за границу. Надеюсь на ваше понимание и всемерную помощь.
По ходу представления товарищ Иванов поднялся, давая себя обозреть. Педагоги, конечно же, воспользовались предоставленной возможностью. С одной стороны, это назначение очень походило на ссылку. С другой стороны, поездка в Западную Германию может быть только наградой. В любого пальцем ткни, никто не откажется, будучи при памяти. Загадочного вояжера разглядывали с интересом, на губах педагогов крутился один вопрос: «Кто вы, мастера культуры?».
А парторга перекосило. Сидел человек, поглядывал вокруг заинтересованным взглядом, и вдруг на тебе! Крушение всех мечт. Ничего не поделаешь, неисповедимы пути господни.
— Сейчас заплачет, — предположил Антон.
— Тяжелая утрата, — согласился я. И трагическим голосом процитировал: — «Невыносимо красиво прерван акт любви. Заря сгорала молча, а ты слезу сотри».
Тем временем проректор предоставил парторгу слово, как положено по процедуре. Пришлось Косачу напрягаться — кашлять, раскрывать свою папку и вставать. Говорят, что низкорослые люди обожают крупные джипы. Хаммеры какие-нибудь, или Инфинити. К сожалению, наш парторг пока об этом не догадывался, опережать время он не умел. Поэтому предпочел выпендриться интеллектом.
— Товарищи, я буду краток, — сообщил он для начала.
И в ходе своей речи опроверг утверждение, будто кратность — сестра таланта. А что делать, если в газете «Правда» не бывает коротких передовиц. И талантливых тоже не бывает, даже если передовицу пересказывает человек с богатой фантазией. Обзор международного положения плавно перешел в оценку внутриполитической ситуации, и завершилось всё переходом на личности.
— Вот в такой сложной обстановке нам предстоит оценить знания коллектива «Надежда». Досрочные экзамены для нас не новость, зимой мы это проходили. Но всё равно это будет непросто, — парторг давно взял себя в руки, но рожа так и оставалась кривой. Он повертел головой, и остановил взгляд на Антоне. — Впрочем, Бережному зачеты можно ставить автоматом. Безо всяких сомнений. Я беседовал с коллегами, автоматы по всем предметам он заслужил уже сегодня.
Антон потупился, а проректор Гузий поощряюще кивнул:
— Думаю, еще Анна Швец. Хорошая девочка.
— Да, — сказал парторг. — Хотя нет.
— Почему? — удивился проректор.
— У Анны поведение хромает, — сверкнув очками, парторг решил пояснить для окружающих: — Недавно ударила студента четвертого курса. Комсомолки так не поступают!
Я этого эпизода не знал, но Антон мне ответил совершенно непонятно:
— Правильно сделала Анюта.
— А именно?
— А вот нечего было в столовке без очереди лезть! Целовать его, что ли? И не ударила, а щелбан отвесила. Кто ж знал, что этот наглец на ногах не устоит, и в чужой суп упадет?
— … Другим студенткам зачеты автоматом тоже можно, но с большой натяжкой и не сегодня, — продолжил парторг. — Однако в музыкальном коллективе есть человек, который вызывает у нас серьезные вопросы. Очень серьезные вопросы!
— Да что вы говорите? — заинтересовался проректор. — И кто это?
— Ксения Люлька.
— Опять⁈ — поразился я.
Словно услышав мой стон, парторг кивнул.
— Да, — сказал он. — Такая важнейшая наука, как история КПСС, у Люльки полностью запущена. Конспекты лекций — тихий ужас. На каком языке они ведутся? Я проверял, по национальности Ксения русская. Или это такой шифр? Конспекты первоисточников имеются, но оформлены также крайне небрежно. Часть из них, нам кажется, вообще не Люлькина. А это уже пахнет подлогом, а не историей КПСС.
В этом месте я ожидал возгласа «С этим пора уже что-то решать!», но парторг резво почесал дальше, не отвлекаясь на промежуточные выводы.
— На семинарах ведет себя невнимательно, отвечает с ошибками. Скажите мне, товарищи, как можно стать хорошим музыкальным педагогом без уверенного владения «Детской болезнью левизны в коммунизме»? Чему она научит наших детей, которым предстоит претворять в жизнь Программу партии, если из трех источников и трех составных частей марксизма знакома только с одним? И тот французский утопический социализм…
Собравшиеся многозначительно переглянулись. Они-то, само собой, познали все три источника, но ничего не сказали.
Лишь один Антон ответил. Только не вслух, а лично мне и с чувством.
— Надо же, вы посмотрите на него, — давясь гневом, изумился он. — Каков пидор! Девочка поет и танцует как богиня. А он⁈
— Редкой души гандон, — согласился я с предложенным диагнозом.
Зачем такому человеку две ноги? Непозволительная роскошь. Когда мавр сделал свое дело, он должен уходить на одной ноге. В памяти всплыло колесование, четвертование и другие различные способы казни. Но нет, не то… Бросание к злобным хищникам я тоже отбросил.