Выбрать главу

— Неравнодушные люди на таможне это заметили и просигнализировали в институт.

— Так это запрещено?

— Товар медицинский, прямого запрета нет… Но зачем это комсомолке? И потом, зачем так много?

Сдерживая смех, Анюта заерзала:

— А сами девочки что сказали?

— Сказали, что резина не икра — быстро не испортится… — задумалась Света. — Мол, пусть лежит.

Оля ее перебила:

— Так вот, Бережной! Проведи собрание и объясни комсомолкам: скромнее надо быть! Сувениры приобретать можно, а икрой и водкой торговать стыдно! Тем более таким образом. Что о нашем институте подумают местные немцы?

Искры иронии плясали в глазах Анюты. Всем известно, что «вещизм» не украшает строителя коммунизма. Это факт. И, наверно, это не главное в жизни. Но ведь каждой комсомолке хочется иметь качественные презервативы! С ними не так хорошо, как без них плохо.

Глава 48

Глава сорок восьмая, в которой хочу счастья всем рэперам, потому что не могу слушать их нытье

Коктейль-бар на улице Пушкинской считался местом культовым. Кто здесь не бывал, тот Ростова не видал! В молодежной среде коктейль-бар величался просто: «бар на Пушкинской». На моей памяти это было так давно, что казенное название напрочь выпало из головы. Располагался бар на первом этаже панельной девятиэтажки, и красные неоновые трубки над окнами светились всегда. Скорее всего, именование было какое-то нейтральное, поэтому и не помню.

Если бы дело происходило в Техасе, такое заведение назвали бы по-американски ярко: салун «Крученая голубая устрица». В Мехико — замысловато, типа бистро «Перекрученные сиськи», на Брайтон Бич это могли назвать в национальном стиле: кафе «Открученные бейцы».

А у нас всё просто и ясно — коктейль-бар «Березка» или, к примеру, «Ромашка». Да даже если «Дубки», это ничего не меняет в смысле склероза. Хотя название имеет значение, маркетинг и реклама не нами придуманы. С другой стороны бар и бар, мало ли их было в той жизни? Полно, даже если не считать кафешек и ресторанов. Но на Пушкинской улице бар был один, поэтому перепутать с чем-то другим не представлялось возможным. В моем мире эта девятиэтажная панелька до сих пор жива, стоит, как ни в чем не бывало. А вот коктейль-бара там нет — на первом этаже расположилась «Пятерочка» и «Фикс прайс».

Сейчас же заведение процветало, а табличка на стеклянных дверях впечатляла. Кроме названия треста столовых и ресторанов с режимом работы и перерывов, текст извещал посетителей о «комсомольско-молодежном заведении», что вызывало некоторую оторопь. Хм…

Комсомольцы прекрасно сочетаются с молодежью, это нормально. И всякие там комсомольско-молодежные кафе я допускаю — еще куда ни шло, в кафешках люди хоть кушают. Но как комсомол может увязываться с алкогольными коктейлями в баре, лично мне было непонятно. Это как рюмочную назвать комсомольско-молодежным досугом.

Тогда, в прошлой жизни, мы больше интересовались девчонками и футболом, об этих мелочах не задумывались. А сейчас возникла шарада: или это социалистический сюрреализм, или одно из двух. Ведь сами слова «бар» и «коктейль», что вместе, что по отдельности, несут в себе яркий буржуазный оттенок!

Кстати о рюмочной. За это чисто советское изобретение классно высказался писатель Гранин: «Славное это заведение — запах водочки, сигарет, одни мужики… без приставаний, липких тягучих разговоров. Опрокинул стопочку, закусил бутербродом, культурно, коротко».

— Ага, — согласился с ходом моих мыслей Антон. — Центр досуга и питейной культуры какой-то, господи прости.

Панорамные окна «центра досуга» смотрели на общагу мединститута, что располагалась ровно напротив, через двойную дорогу. Приглушенный свет внутри вертепа ничего не скрывал, более того, он манил внутрь. Однако здесь гудели не только будущие медики — завсегдатаями бара считались студенты университета и инженерно-строительного института. Всем прочим прохожим, что дефилировали по Пушкинской улице, прожигать жизнь тоже никто не запрещал.

Но фишкой считалось не это — сей комсомольский и молодежный коктейль-бар имел скандальную славу. Лихое место привлекало многих, хотя напитки здесь нагло бодяжили, официантки умело прятались в подсобке, а неприступный швейцар требовал рубль даже при наличии свободных столиков.

Впрочем, швейцар требовал один рубль со всей компании, и свободные столики случались редко. И после шести вечера такого не бывало никогда. Как говорится, вздорное место пусто не бывает. Даже в дни сессии народу хватало, поскольку одни шли отметить удачу, другие же спешили залить горе провала.

Минералка и лимонад здесь всегда «кончилась», кофе подавали неохотно, и то исключительно с ликером, а чая даже в списке не было. Само недлинное меню состояло из коктейлей, где средняя цена вращалась около полутора рублей. Только на практике чаще выходило плюс, чем минус, а это дорого. Если пришел с девушкой, то надо брать ей фирменное мороженое в красивой креманке. И не забыть заказать пару пирожных. В сумме это уже пятерка на двоих, большие деньги. В общем, каждый день сюда не походишь.

В модном баре студенты не только выпивали и ржали — здесь имелся танцевальный зал. Собственно, этот второй фактор и явился основной причиной выбора места. Виновником торжества оркестрантки назначили Антона, причем быстро, во время подписания протоколов различных комсомольских и профсоюзных собраний.

— Староста группы просто обязан проставиться, — на полном серьезе заявила скрипачка Зина. — Пятнадцать рубликов навара к стипухе — это вам не хухры-мухры, а серьезные деньги.

— И их надо пропить, — добавила скрипачка Алла. — Таков старинный обычай, иначе успеха не видать.

С гласом народа не поспоришь. Только организация коллективной гулянки задача непростая — в бар удалось попасть лишь на следующий день. Анюта подсуетилась. Сбегала и заказала места на всю ораву, хотя и явились туда неполным составом. Вова Свиридонов не смог, потому как, выпучив глаза, носился с зачеткой по своему институту, досрочно сдавая сессию. У братьев Сиротиных оказались более важные дела. И еще Сара Гольдберг загремела в больницу с аппендицитом, а Ада Гольдберг осталась дежурить при ней сиделкой.

Кроме того две девочки, пианистка и скрипачка, тихо исчезли. Недавно назначенные в оркестр волевым решением парторга, своими умениями они не вызывали сомнений. Хорошие музыканты. Однако их не включили в список на досрочную сдачу экзаменов, и это означало только одно: в Германию они не едут. Зиночка сказала, что от этого у парторга возникли проблемы в обкоме партии, но его трудности.

А Ксения Люлька ушла в монастырь — обложившись конспектами и учебниками, она засела зубрить историю КПСС. Любовь к этой науке мы пробудили в ней сообща, вместе с Анютой. Усадили напротив себя, посмотрели укоризненно, и застыдили девчонку негуманным давлением. Кто ты такая, если не знаешь основы марксизма-ленинизма? Неуч? Неандерталка? Стыд и позор. Да даже в Африке материалы последнего съезда партии на каждой пальме висят! А ты?

— Силы внушения хватит па пару дней, — заметила потом Анюта. — Еще раз так давить нельзя, опасно для всех сторон. И что будем делать дальше?

— А дальше Дед, — сказал Антон. — У него есть план.

— Да, — согласился я. — План у меня есть, а времени на раскачку нет! Я не буду с Люлькой в шахматы играть, как это делал Владимир Ильич с Инессой Арманд. Я ей сразу шах и мат вставлю, одним ходом. Я эту Люльку от зари до зари… От заката до рассвета…

— Живые мертвецы? — деловито уточнил Антон. — Сделаешь из этой рутины потрясающее приключение? «Just wade the edge of your mind, and you won’t need money any more»!

Ага. Невзирая на страшную занятость, он все-таки посмотрел культовый фильм Тарантино «От заката до рассвета», слоганом которого являлась эта фраза. В контексте нашей беседы перевод должен звучать так: «Вкусив истории КПСС, просто переступи через порог своего сознания, и тебе больше никогда не понадобятся деньги».

Да, а что? Антону своим выпадом сбить меня с мысли не удалось. Я если сказал, считай, отрезал. Да к концу недели эта история КПСС у Люльки от зубов будет отскакивать! Как отче наш. Как свои пять пальцев об асфальт. На английском языке будет чесать историю КПСС без запинки, как Ленин умел на немецком! Вприпрыжку!