Чем подобная мистическая доктрина отличается от других? Только одним, но очень важным моментом. А именно тем, что нет для коммунизма мистических гарантий победы света. Нет гарантий иных, нежели сплоченность его сил, единение живых и мертвых в истории. Историческая практика получает в этой доктрине мистическое обоснование и теологическую опору. Иначе говоря, коммунизм (чтобы отличить его от химер и перестроечных блефов, мы сознательно называем подобный коммунизм «белым») является «теологией борьбы». И в плане теологического элемента мобилизационной, планетарной доктрины XXI века белый коммунизм крайне важен. Выкинуть его — преступно в том смысле, в каком сегодня понимается экологическая преступность — вмешательство в сложнейший симбиоз с корыстными и элементарными целями, без понимания того, как этот симбиоз устроен, точнее, без знания, понимания и любви. В самом деле, что такое для вульгарного материалиста, занятого такими важными для него экономическими вопросами, взять да походя и вмешаться в нооценоз человечества? Примерно то же самое, что для нас с вами ударить по воздуху. Ибо он не видит в этом воздухе сложнейшей и важнейшей для жизни народа структуры. А то, что и народ не видит этого, — ни о чем не говорит. Народ почувствует, когда начнет задыхаться. А экономический хам — и тогда ничего не почувствует, ибо ему не нужен ноосферный кислород. Он потребляет иные ингредиенты. И даже тогда, у него все начнет валиться из рук, он все равно не поймет, почему это так происходит. И будет валить на 70 лет коммунистического режима, на механизм торможения или на происки Запада.
Достоевский предупреждал по поводу таких экспериментов, что в их результате разрушится нечто такое, что не даст возможности экспериментаторам решить их убогие задачи. Даже эти убогие задачи, повторяем, им и то не удастся решить — здесь, в России, здесь, в сердце Евразии. «Обратиться в хамство, гвоздя не выдумаете», — говорил он подобным экспериментаторам.
Сегодня, как никогда, важно понять смысл коммунистической доктрины именно как доктрины мистической. Это первое.
Второе. Необходимо понять, что эта доктрина, в отличие от других, отрицает предопределенность мистического результата истории и создает предельное эсхатологическое напряжение.
Третье. Такое эсхатологическое напряжение необходимо в качестве генератора мобилизационных проектов для предельной концентрации общества и личности на сопротивление тьме.
Четвертое. Такие мобилизационные проекты особенно необходимы сегодня России и другим евразийским государствам как альтернатива концу их истории.
Пятое. Вопрос о мобилизационном проекте по ту сторону комфорта и эгоизма — это больной вопрос всего человечества. И если бы удалось добиться успеха в Евразии — то для всего мира открылись бы новые перспективы.
Шестое. Попытка интеграции на основе профанного гуманизма, на основе размытых и невнятных ценностей будет провалена. И < если не теология борьбы — тогда козырной картой XXI века может стать теология порабощения, построенная, так сказать, на высшем уровне, с использованием всего арсенала средств и апробированная, безусловно, в той же России, в той же Евразии.
Седьмое. То, что происходит здесь, — это борьба двух теологии, двух геополитических доктрин, двух типов понимания человека и смысла человеческой жизни. Победить может, по-видимому, лишь одна из крайних позиций. Какая? На этот вопрос ответ даст история. Наша задача лишь максимально внятно, системно и комплексно проартикулировать то, что сознательно растворяют в пустой болтовне.
Часть 9. Действующие лица истории
Мы уже произвели классификацию мистических доктрин на два-три мегатипа. Тип первый — тот, в котором гарантии победы света в той или иной форме даны со стороны некой высшей силы, которая превосходит человека и помогает ему.
Тип второй — тот, в котором даны гарантии победы тьмы со стороны сил тьмы, опять же превосходящих человека и противостоящих ему.
Тип третий — тот, в котором исход схватки непредопределен, а силы света и тьмы находятся в состоянии противоборства с неопределенным исходом. Может победить тьма, может победить свет, но кто победит — определит реальное соотношение сил в конце истории. Эти силы накапливаются. И в этом накоплении крохотные усилия отдельной человеческой личности могут предопределить исход космического противостояния света и тьмы, добра и зла. Человек — участник этой борьбы. Он не сын Бога, он рыцарь света.
В этом третьем типе есть свои разновидности. Одна из них — явно мистическая, адресует к Рихарду Вагнеру и Андрею Платонову. Другая связана с проклинаемым всеми коммунистами-ленинцами богостроительством. Странным образом эти проклятия подхватываются и из противоположного лагеря. В чем же суть двух разновидностей мистической доктрины третьего типа? В том, что, согласно одному из этих типов, человек лишь один из участников финальной космической драмы, где боги сражаются вместе с людьми, а мертвые вместе с живыми. Иначе говоря, тонкий мир для этого варианта есть изначально существующая и предшествующая человеку реальность. К этой реальности примыкает мистический прагматизм Белого и Блока, антропософия Штайнера, белый оккультизм и все другие разновидности сложно построенной эзотерики богоискательства.
Во втором случае — человек становится единственным борцом за свет, от действий которого полностью зависит судьба космического поединка. Здесь — теории Богданова, Горького, Луначарского, Федорова и многих других. Нам важно это разделить, для того чтобы, описывая все разновидности планетарного интеграционного проекта, сопоставлять их с реальностью. В сущности, весь доклад был построен с целью вычленения различных вариантов планетарных метарелигиозных проектов и выбора того из них, который в наибольшей степени сочетает евразийский интерес с глобальными мегатенденциями.
Итак, как мы уже говорили, общечеловеческие ценности в их сегодняшнем выражении — это ценности сциентического характера. Это — сциентический метапроект. Каким же образом расчлененные науки будут интегрироваться в подобной сциенте? Это неясно. Скорее всего, подобная сциентическая утопия сопрягается с идеей глобального мозга, предложенной Питером Расселом. Ну и… остается уповать на переход количеством в качество.
Уже неоднократно было показано, что по сути такой проект представляет собой царство Воланда. Нет, не бестиализм, не сладострастное купание во зле, а нечто более рафинированное, хотя того же, по сути, качества.
Второй проект мы можем назвать новонаучным. Он адресует именно к богостроительству, к способности человека, его самого и только его, сынтегрировать рассыпающиеся научные знания, создав супернауку и включив в эту науку ценности. Именно за такую идею Поппер отчаянно проклинал Маркса, и раз так, то в гносеологическом плане мы имеем право назвать такой проект неомарксистским. Что не имеет никакого отношения к Марксу как творцу политической экономики, а лишь подчеркивает то, что он являлся продвинутым учеником Фейербаха, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Третий проект — экстраполяторский, силовой. Этот проект предельно прост, поскольку сильный просто продиктует свои требования слабому. Сильный сегодня — это Запад. Его ценности — либерализм, профанный гуманизм. Их и продиктуют всему человечеству. Как ни странно, многие рассчитывают на успех. На самом деле очевидно, что шансы почти нулевые.
Четвертый проект — бестиалистический. В том или ином виде царем объявляется тьма, и идет открытое ей поклонение. Чем не конец истории? Особенно если учесть, что свет и история — это, по сути, супружеская пара, неразрывная мистическая диада, где умирают оба супруга одновременно и где одно без другого не существует.