Часть II. Государство, общество, человек
Мы не можем ответить на вопрос о природе государства, мы не можем поставить на серьезный уровень вопрос о государственном строительстве в Евразии, не дав ответа на вопрос о природе государства и общества. Но этот вопрос, в свою очередь, упирается в вопрос антропогенеза. Эта проблема крайне сложна, и здесь в полном виде разворачивать ее не имеет смысла. Мы укажем лишь на то, что все химеры, связанные с якобы трудовой основой антропогенеза, давно уже преодолены. И что эти химеры лежат в основе не только марксизма, но и всех материалистических концепций, загоняющих в тупик проблему государственного строительства. На деле уже показано окончательно, что человек стал человеком или изначально был им лишь постольку, поскольку способен был отделить Небо от Земли, материю от духа, смерть от жизни. Человек именно тем и отличается от животного, что осознает свою смертность и восстает против нее. Это показывают конкретные антропологические и археологические исследования, продемонстрировавшие роль ритуалов, амулетов и захоронений в разделении между животным и человеком. Теперь уже мы можем окончательно утверждать, что вне зависимости от школы все антропологи ставят на первое место обряд погребения, ритуальность этого обряда, символы и амулеты, сопряженные с ним, как тот базовый, первичный признак, исходя из которого четвероногую обезьяну, способную к вертикальному стоянию, можно причислить или не причислить к принципиально новому, качественно отличающемуся от всего живого человеческому сообществу. Все остальное — сугубо вторично. Человек — агент Эроса против Танатоса, способный возжаждать бессмертия. Он является человеком лишь постольку, поскольку у него есть Небо над головой. Есть ли для него фундаментальная человеческая проблема жизни и смерти, нечто первоочередное и приоритетное, решает ли он ее? Если да, то он — человек. Если нет, если, как говорится, «ноу проблем», тогда речь может идти либо о животном, либо о роботе. И фундаментальные проблемы американской нации, фундаментальные проблемы всего этого «паке Америкэн», — еще впереди. И только любителю западных гастрономов кажется, что там решены все проблемы. Любому интеллектуалу ясно, что там они имеют ничуть не менее острый характер, чем в нашей несчастной стране. Просто там это другие проблемы. Но чем они чреваты для их общества — покажет ближайшее десятилетие. И об этом много написано людьми, которых нельзя упрекнуть в симпатиях к России, СССР, к коммунизму.
Итак, человек стал человеком (или — был изначально, здесь все зависит от точки зрения) лишь с момента когда он осознал Небо над головой. Этот момент идентичен моменту осознания им смерти и бессмертия отца, смерти и бессмертия отцов, предков, предшественников, сородичей. Единство рода есть единство мистическое. И в этом смысле наличие времени и сакрального измерения фактически совпадает. Захороняя предков и исполняя соответствующие ритуалы, человек одновременно осознал и свое мистическое единство с предками, и свое историческое единство с ними. Возник род, а следом за родом и человеческое пространство, как прообраз и первообраз завтрашней геополитической территории. Каким же было изначально это пространство?
Исследования показывают, что изначально и, как мы покажем, присно и во веки веков это пространство было пространством Света. После Неба, Земли, Хроноса фундаментальными константами человеческого бытия стали Свет и Тьма. Именно поэтому мы уделили им такое внимание в предыдущем докладе. Первым членением пространства было его деление на круг, освещенный костром, за которым сидело племя, и все остальное пространство — как Тьму. Итак, пространство Света, пространство Рода — и все остальное, то, что во Тьме. Что же там? Там, как мы знаем по многочисленным исследованиям, — духи, мертвецы, тот свет, иной мир, — тридевять земель, некое царство, некое государство.
Я — человек, отстраняюсь от этого пространства и вместе с тем устанавливаю с ним связь. Оно мое, но и не мое, а точнее — мое лишь постольку, поскольку я, освоив пространство Света и установив в нем свою идентичность, способен вызвать на бой Тьму. Сначала я отделяюсь от нее, затем я укрепляюсь в Свете и лишь затем начинаю диалог с тем миром, с космической темнотой, с хаосом. Деление на хаос и космос — фундаментально и определяет разное качество пространства. Антропологи показывают, что хаос — это лес, дикое пространство, пространство животных. А космос — это поле, это пространство окультуренное, причем оно и принадлежит мне, человеку, постольку, поскольку я его окультурил, превратил из хаоса в космос, повторил подвиг Бога. Культурный герой рода или народа, — это и есть сотворитель пространства и времени, как пространства и времени собственно человеческого, культурно-исторического бытия. Вот где коренятся основы государственности. Здесь, а не в общих экономических интересах и классовой борьбе. Ложась в основу государственности, все эти архетипы покрываются со временем культурной пленкой, уходят на дно, туда, где им и место в нормальной жизни. Но — они моментально выходят наружу в момент, когда государству и обществу угрожает опасность.
Вспомним знаменитое стихотворение:
Здесь мы видим, как в момент великой опасности все архетипы выходят на поверхность. Вражеская сила, разумеется, темная — сила Тьмы. Страна должна встать (разумеется, с того света — как единство живых и мертвых) для того, чтобы победить. Бой — разумеется, смертный. И наконец, проклятая орда знаменует собой то, что происходящая война есть война онтологическая, война культурного героя со Змеем, Космоса с Хаосом, государства с ордой. Мы видим, как напрягается коллективное бессознательное в момент величайшей опасности. И мы понимаем, что дело все-таки именно в нем, что оно альфа и омега, а остальное преходяще и сугубо вторично. В том числе и героический труд народа, и его ратный подвиг. Все это невозможно, если нет культурной почвы, если нет решения фундаментальных проблем бытия в соответствии с архетипами своего народа, своей культуры.
Сегодня всем этим пренебрегают. И в конечном счете вслед за недоуменным вопросом: а неужели кто-то собирается на нас нападать? — вопросом, который мог бы показаться абсолютно наивным, если бы не был изощренно иезуитским в своей кажущейся наивности, естественно, через какое-то время возникнет и другой вопрос: что именно собираетесь вы защищать с помощью государства? И зачем вам оно? Не проще ли будет, если его не будет? К этому, кстати говоря, давно пора быть готовым. И не только политически, но прежде всего нравственно и философски. Исторически. Онтологически.
Что же именно, в самом деле, собираемся мы защищать? Идентичность? Но есть ли она? И если да — то в чем она? И стоит ли она того, чтобы бороться? Это основные вопросы, без них невозможно государственное строительство. И все зависит от того, как мы на них ответим.
Что же защищает Россия? Погруженная в нищету, отданная на растерзание, оплеванная всеми, кому не лень, что защищает она, кроме права получать подачки с чужого стола? Если ничего, кроме этого, она не отстаивает, тогда ее просто нет. Но мы-то верим, что она есть. И, отвечая себе на этот вопрос, пытаемся всмотреться в ее историю, в ее антропологию, в ее мистику, в ее идеологию, в ее культуру. И там есть ответы. Весьма и весьма серьезные.