Его деятельность не на шутку встревожила халифа, и он отдал приказ о его задержании. Ответственность за эту операцию была возложена на Абу-л-Хасана, катиба дивана тайной службы. Этот диван подчинялся непосредственно Ал-Аббасу ибн Хасану вазиру халифа ал-Муктафи. Задумавшись, дабир не услышал звука шагов и поэтому вздрогнул от неожиданности, когда, повернув голову, увидел муэдзина.[27] Это был человек лет тридцати с редкой бороденкой. Он постоял, бормоча под нос слова шахада,[28] затем вдруг замер и неожиданно спросил, глядя на Абу-л-Хасана:
— Кто здесь?
Муэдзин был слеп.[29]
Абу-л-Хасан, помедлив, отозвался.
— Что ты здесь делаешь? — строго спросил муэдзин.
— Смотрю, не идет ли махди, — неожиданно для самого себя, ответил Абу-л-Хасан.
Муэдзин провел ладонями по воздуху, пытаясь коснуться собеседника. Черты лица его смягчились.
— Это правда, — спросил он, — что махди восстановит справедливость?
— Так говорят, — уклончиво сказал Абу-л-Хасан.
— Значит, он вернет мне зрение, — блаженно улыбаясь, сказал муэдзин.
— Я не знаю, — осторожно ответил Абу-л-Хасан.
— Должен вернуть. Это же несправедливость, что я рожден слепым. За какие грехи я наказан?
Абу-л-Хасан молчал.
— А ты знаешь, что сказал ибн Исхак?[30]
— Нет.
— Ибн Исхаку рассказал Саур бинт Йазид, со слов некоего знающего человека, что посланник Аллаха с одним из братьев пас ягнят за шатрами, и тут подошли к нему два человека в белых одеждах, в руках они держали золотой таз, полный снега. Они схватили Мухаммада, вынули его сердце, рассекли его, извлекли из него черный сгусток крови и выбросили его. Потом они обмыли сердце этим снегом.
Муэдзин помолчал, а затем сказал, мечтательно улыбаясь:
— Я очень хочу увидеть золотой таз полный белого снега. Наверное, это очень красиво.
— Да, — подтвердил Абу-л-Хасан.
— Махди придет с севера, — сказал муэдзин.
— Почему с севера?
— Я чувствую, — сказал муэдзин, затем добавил, — а теперь уходи, здесь нельзя находиться посторонним.
Спускаясь по ступенькам, Абу-л-Хасан услышал протяжный крик муэдзина, а затем слова азана:[31] «О верующие, придите в дом молений».
У двери сидел человек и, раскачиваясь, что-то напевал. В сгустившихся сумерках еще можно было разглядеть, что это дервиш.
— Эй, сеид,[32] — обратился к нему Имран, — где тут собрание?
Дервиш перестал петь и подозрительно глянул на Имрана:
— Какое ты ищешь собрание, прохожий?
— Я ищу тех, кто ждет седьмого совершенного.
Дервиш поднялся, толкнул дверь и крикнул в темноту сада:
— Эй, Алим.
Появился новый человек, приблизился вплотную к Имрану и спросил, сверля взглядом:
— Кто такой, раньше я тебя не видел?
— Я сегодня из тюрьмы бежал, — объяснил Имран, запинаясь и опуская взгляд, — товарищ мой по камере, много говорил о вас.
— Как его зовут?
— Имени я не знаю, он называл себя рафиком,[33] умер два дня назад.
— А кто ты?
— Меня зовут Имран.
— За что тебя посадили?
— Я убил мутаккабиля. Я родом из деревни Гадрут.
Человек переглянулся с дервишем. Тот кивнул.
— Проходи, — сказал Алим.
Следуя за хозяином, Имран прошел через сад. У дверей дома провожатый остановился и сказал:
— Ты опоздал. Входи и не мешай никому. Сядь, где найдешь место.
Имран согласно кивнул и открыл дверь.
У стены, завешенной белой тканью, стоял оратор, замолчавший при появлении нового человека. На Имрана зашикали, потянули за полы джубы.
— Садись, садись, — послышались голоса. Комната была полна людей. Имран опустился на пол и сел, скрестив ноги.
— Продолжай, просим тебя, — крикнул кто-то.
Человек, стоящий у стены, согласно кивнул, протянул руки к лампадам, стоящим слева и справа от него, сделал руками жесты, словно гладил их (его огромная тень за спиной повторила эти движения) и продолжил:
— …Рассказывают также, что посланник Аллаха — да благословит его Аллах и да приветствует — сказал: «Пользуйтесь индийским алоэ, в нем — семь лекарств». Он также сказал: «Лучшее благовоние — мускус». Он умащал себя алоэ, в которое добавлял камфару. Уважаемые горожане, обращаю ваше внимание на то, что идеальным соотношением частей в благовонии он назвал число семь.
Запомните это число. А вот что сказал Ибн Хишама со слов Вахб Кайсана, которому рассказал Убейд: «Посланник Аллаха проводил в уединении целый месяц каждый год и кормил приходивших к нему бедняков. А когда заканчивалось это месячное уединение, первое, что он делал, выйдя из своего уединения, — приходил к ал-Каабе[34] и совершал обход ее семь раз, прежде чем войти в свой дом».
А теперь хочу напомнить вам, что имеется семь планет: Марс, Юпитер, Сатурн, Венера, Меркурий, Уран и Нептун. Мы знаем семь различных металлов, а именно: золото, серебро, железо, медь, олово, свинец и ртуть… Наконец, в неделе всего семь дней, не шесть, не восемь, а семь… Все это говорит об исключительном значении числа семь. Вот имена пророков от сотворения мира Адам, Нух, Ибрахим, Муса, Иса ибн Масих, Мухаммад и Мухаммад сын Исмаила.[35] Сколько их? Назовите число.
— Семь, семь, — вразнобой сказали несколько голосов.
— Теперь ответьте мне, ради Бога, сколько должно быть имамов?
— Семь, — дружно сказали из зала.
— Шестым имамом, как вы все знаете, был Джафар ас-Садик, да будет доволен им Аллах, значит после его смерти седьмым имамом стал его сын Исмаил. Так ли братья?
Гул одобрения был ему ответом. Но вдруг, чей-то одинокий, но звучный и уверенный голос спросил:
— Скажи, ради Аллаха, каким образом Исмаил, умерший в 145 году[36] от неумеренного потребления вина, мог стать седьмым имамом, в то время как его отец Джафар ас-Садик умер в 148 году,[37] то есть на три года позже своего сына. К тому же Джафар лишил Исмаила права наследования имамат за непотребное поведение.
— Кажется, среди нас шпион, — угрожающе воскликнул оратор, — пусть встанет тот, кто это сказал!
В задних рядах поднялся человек в зеленой чалме и спокойно произнес в ответ:
— Я не шпион братья. Меня зовут ходжа Кахмас, я богослов и так же, как вы желаю познать истину. Пусть докладчик отвечает на наши вопросы не оскорблениями, а убедительными доводами.
— Верно! Правильно говорит, — послышались голоса, — пусть отвечает.
— Ну что же, я отвечу, — сказал оратор, — некоторые люди говорили, что Исмаил действительно умер. Другие говорили, что в действительности он не умер, но было объявлено о его смерти из боязни за него, дабы не замышляли убийство. Для этого утверждения имелись доказательства, в том числе следующие — его брат по матери Мухаммад, будучи еще маленьким, подошел к кровати, на которой лежал Исмаил, поднял покрывало, посмотрел на него и увидел, что тот открыл глаза. Он вернулся к своему отцу испуганный и сказал: «Мой брат жив, мой брат жив!». Отец его сказал: «Таково положение потомков посланника — мир ему — в будущей жизни». Другие люди донесли, что они видели в Басре Исмаила после его смерти, как он, проходя мимо паралитика, благословил его и тот исцелился по воле Аллаха всевышнего.
Вновь раздался голос ходжи Кахмаса:
— Говорили люди, что имам Джафар ас-Садик вел жизнь пассивную и праздную. У него был дом, имение. Он получал отчисления от доходов верующих и пенсию из фонда Хумс.[38] Он жил, окруженный многими одалисками из числа рабынь. Кроме того, однажды к имаму Джафару прибыл посланник от Абу-Муслима, возглавившего тех, кто поднялся на защиту истинной веры, с предложением встать во главе восстания. В письме было написано: «Я уже бросил клич и призвал народ к отвержению правительства Омейядов и к признанию покровительства семьи пророка. Если ты хотел этого, то больше тебе и желать нельзя». Но имам спокойно прочитал это письмо, сжег его на светильнике и попросил беднягу рассказать об этом Абу-Муслиму.
35
Соответственно пророки: Адам, Ной, Авраам, Моисей, Иисус Христос, Мухаммад, согласно исмаилитской доктрины, история человечества подразделяется на циклы: «великий цикл» — состоит из семи «малых» циклов, периодов между пророческими откровениями.