На груди археолога весело заплясали синеватые язычки пламени, быстро изменившие цвет, когда загорелась хлопковая одежда и плоть. От ярко-оранжевых язычков кверху потянулся черный жирный дым.
Башит поспешно выскочил в дверь, пересек дворик, сбежал по ступенькам и забрался на заднее сиденье «фиата». Машина покатила по дороге.
Дурайд очнулся от боли. Она оказалась такой сильной, что вытащила его из царства забытья на границе между жизнью и смертью.
Он застонал. Первое, что Дурайд ощутил, придя в чувство, — это запах собственной горящей плоти, и только потом жуткая боль охватила все тело. Содрогнувшись, археолог разлепил веки и посмотрел на себя.
Одежда почернела и дымилась, и такой муки ему не приходилось испытывать никогда. Дурайд смутно осознал, что комната вокруг него пылает. Воздух был полон дыма, сквозь горячую пелену едва виднелись очертания двери.
Боль была непередаваемо ужасна, и больше всего Дурайду хотелось, чтобы она кончилась. Умереть и не страдать. Потом он вспомнил о Ройан и попытался прошептать ее имя обожженными, почерневшими губами. Изо рта не вырвалось ни звука. Однако мысль о жене придала Дурайду сил и решимости. Он перекатился по полу, и жар принялся терзать его спину, до того момента защищенную. Археолог снова застонал и перекатился еще раз, оказавшись чуть ближе к двери.
Каждое движение требовало напряжения всех сил и вызывало приступы мучительной боли. Однако, оказавшись опять на спине, Дурайд почувствовал дуновение ветра — сквозь открытую дверь поступал кислород, раздувающий огонь. Сладкий воздух пустыни помог археологу собраться с силами и скатиться на холодные камни дворика.
Одежда и тело Дурайда все горели. Он попытался загасить пламя на груди руками, но, увы, те превратились в обугленные черные культи.
Неожиданно ему вспомнился бассейн с рыбками. Представив, как измученное обожженное тело окунается в холодную воду, археолог заставил себя двигаться и пополз по плитам, как полураздавленная змея.
Дурайд задыхался в едком дыму, исходящем от горящей плоти, и даже слабо закашлялся, но упорно продолжал ползти, оставляя на камнях куски собственной кожи. Последнее усилие — и он плюхнулся в бассейн. Над поверхностью с шипением поднялось облачко пара, застилая глаза, так что на мгновение Дурайду показалось, будто он ослеп. Холодная вода обожгла обугленную плоть, и египтолог вновь потерял сознание.
Через некоторое время, пробравшись сквозь черные тучи забытья, Дурайд поднял мокрую голову и увидел фигуру, с трудом поднимающуюся по ступеням из сада во внутренний дворик.
На мгновение он подумал, что это призрак, созданный умирающим сознанием, но тут Дурайд узнал Ройан. Ее мокрые волосы спутанной гривой падали на лицо, ил и зеленые водоросли облепили рваную и мокрую одежду. Правая рука была замотана грязной тряпкой, сквозь которую сочилась кровь, смешиваясь с озерной водой и стекая розовыми струйками по предплечью.
Она не видела его. Ройан остановилась посредине дворика и в ужасе уставилась на горящие комнаты. Неужели Дурайд там? Сделала шаг вперед, и волна жара остановила ее. В тот же миг рухнула крыша, в ночное небо полетели тучи искр, взметнулись языки пламени. Ройан попятилась, закрывая лицо рукой.
Дурайд попытался окликнуть жену, но из обожженного горла не вырвалось ни звука. Ройан отвернулась и принялась спускаться по ступенькам. Поняв, что она решила отправиться за помощью, Дурайд сделал нечеловеческое усилие. Из его почерневших, покрытых волдырями губ вылетел звук, подобный карканью ворона.
Ройан резко обернулась, в ужасе уставилась на мужа, а потом закричала. Голова Дурайда не напоминала человеческую — волосы сгорели, а кожа лохмотьями свисала со щек и подбородка. Сквозь спекшуюся черную корку проглядывала окровавленная плоть. Молодая женщина попятилась от него как от страшного чудища.
— Ройан, — прохрипел он.
Дурайд в мольбе поднял руку, Ройан бросилась к бассейну и схватилась за нее.
— Святая Богородица, что они с тобой сделали? — всхлипывала Ройан, пытаясь вытянуть мужа из воды.
Его кожа снялась с руки как перчатка, открывая окровавленные остатки кисти.
Молодая женщина рухнула на колени рядом с бортиком, склонилась к бассейну и обняла Дурайда. Она понимала, что у нее не хватит сил вытащить его, не причинив новых ужасных страданий. Все, что оставалось, — это держать Дурайда и так попытаться скрасить его последние минуты. Да, он, несомненно, умирал — ни один человек не может пережить такие раны.