Все это время команда «Седьмого сына» ежедневно получала отчеты о достижениях мальчика. Руководители проекта отдавали необходимые распоряжения, но поскольку группа, оставшаяся в Виргинии, создавала и тестировала технологию для следующей стадии исследований — так называемой бета-фазы, — все повседневные дела, связанные с маленьким Джонни, были доверены команде Индианаполиса. Педиатры, друзья семьи, внешкольные репетиторы и приходящие няни, числившиеся во вспомогательном штате «Седьмого сына», оценивали сторонним взглядом развитие ребенка и почти всегда подтверждали данные, которые чета Смитов отправляла в Виргинию.
В двенадцать лет Джонни принял католическое таинство конфирмации. После тщательных размышлений мальчик выбрал себе имя Томас — в честь святого покровителя ученых Фомы Аквинского.
У Джонни не было ни дедушек, ни бабушек. Дания говорила ему, что они умерли еще до его рождения. Единственными родственниками оставались дядя Карл — родной брат отца — и тетя Жаклин. Джон никогда не видел этих людей. Отец носил в бумажнике их маленькую размытую фотографию. Помятый снимок, сделанный на «Кодаке», относился к концу шестидесятых годов. Карл и Жаклин сидели за столом и улыбались в камеру. Длинные волосы тети, развевавшиеся на ветру, застыли навеки в зернистой размытости снимка. Большие солнечные очки и широкие бакенбарды скрывали под собой почти все лицо дяди. Карл и Жаклин присылали им открытки из разных мест со странными названиями: Каракас, Панама, Ньюфаундленд, Пекин. Чуть позже на уроках географии Джон находил на карте эти города и страны. Заинтригованный бесконечными путешествиями родственников, он однажды спросил у отца, на какие доходы жили дядя и тетя. Хью ответил, что они работали в Организации Объединенных Наций.
Перейдя в среднюю школу, Джон по-прежнему оставался отличником. Здесь он познакомился с другими расами и религиями. Ему понравилось учиться в государственной школе — понравились споры, смесь языков и столкновения интересов у людей с различными оттенками кожи. Его приняли в младшую школьную сборную по баскетболу. Он выступал на соревнованиях по бегу с барьерами. Через несколько лет Джон влюбился в девочку, и как-то раз в октябрьский вечер, когда они возвращались домой после календарной игры, он получил свой первый поцелуй. Они начали встречаться, если только коктейли в «Макдоналдсе» после школьных занятий можно было назвать любовными свиданиями. Вскоре он игриво сказал матери, что хочет жениться на Пэтти Росс. Дания попросила его быть более осторожным в выборе и оценке будущего. Многое могло случиться в промежутке между настоящим и будущим, предупредила она.
На следующий день родители Джона погибли в аварии.
Семья отправилась на вечерний просмотр фильма о Робин Гуде — короле разбойников. Джонни помнил, как сел в машину и как отец свернул к кинотеатру на Линстром-лейн. Затем он увидел фары несущегося на красный свет грузовика и услышал, как отец нажал на клаксон… Все утонуло в реве мощного мотора… и криках его матери.
Через два года он открыл глаза и впервые увидел дядю Карла и тетю Жаклин. Они рассказали ему, что увезли его в другой город, что свои пятнадцатый и шестнадцатый дни рождения он провел в коме.
Первым нарушил молчание морской пехотинец:
— При всем уважении, сэр, я хотел бы понять, откуда вам известно о таких интимных подробностях моего детства? Как вы узнали о мотиве «Roll over» и…
— Вашего детства? — спросил Джей.
Это был худощавый мужчина, который час назад упал в обморок. Он даже не пытался скрыть своего недоверия.
— Но тут говорили о моем детстве. Моем!
Толстяк захихикал и ударил ладонью по столу.
— Вы ошибаетесь! Моем!
Доктор Майк, хорошо одетый психолог, и Джек, бородатый генетик, в унисон добавили:
— И моем!
Пока они ошеломленно разглядывали друг друга, Джон повернулся к Кляйнману. На какой-то миг — или, точнее, на какую-то вечность — он почувствовал, что его глаза помутились от слез. Кляйнман ответил ему мягкой улыбкой.
«Это просто кошмар, — подумал Джон, — беспокойный сон после секса с Сарой».