Джон и Майкл улыбнулись.
— Когда старый хрыч перешел от клонирования людей к записи человеческих воспоминаний и ускоренному росту тел, я превратился из скептика в раздраженного циника, — продолжил Джек. — Таких технологий не существует. Их нет! И уж точно не было пятнадцать лет назад.
Джек посмотрел на Джона и пробежал взглядом по его конскому хвосту, худощавому лицу и тонким рукам. Джон почувствовал себя как юноша, которого перед свиданием осматривают родители девушки.
— Я могу признать, что нас привезли сюда по весьма значительной причине, — добавил Джек. — Наверное, случилось что-то серьезное. Но объяснения должны быть более рациональными. А я сегодня таковых не услышал. Меня тревожат вопросы и терзают сомнения. Черт! Вы можете оказаться актерами со специальным макияжем, повторяющим линии моего лица. Возможно, вы просто хотите убедить меня в том, что я стал частью какого-то секретного правительственного плана.
Он кивнул на двойные двери круглой комнаты, которые вели в коридоры «Седьмого сына».
— Я жду, что сюда войдет Аллен Фант. Войдет и объявит, что я стал участником программы «Скрытая камера». Это будет лучшим — и, возможно, самым приятным — объяснением ситуации. Просто чья-то шутка надо мной.
Майкл покачал головой. Джон отметил, что несколькими секундами ранее он наблюдал такой же жест у Джека. Обезьяна видит, обезьяна повторяет.
— Значит, «Скрытая камера»? — произнес морпех. — Тогда они шутят и надо мной. Я не использую макияж и не произношу заученных фраз. Но мне доводилось видеть современную амуницию. Да, брат, я применял ее в деле. И поверь, никто из гражданских не знает, что она существует. Я носил на себе такие вещи, которые показались бы тебе артефактами из будущего. Поэтому я не сомневаюсь в словах старика о том, что здесь все напичкано высокотехнологичным оборудованием. Мы действительно могли не знать об их технологиях. Но, клянусь, я все равно не понимаю, что тут происходит.
Джон ухмыльнулся. Майкл и Джек посмотрели на него с любопытством.
— Ты даже готов поклясться в этом? — спросил Джон.
— Конечно, — сказал Майкл.
— Клятвой на мизинцах?
Майкл недоуменно заморгал. Затем они засмеялись. Это был приятный смех, разрушивший натянутое, как струна, напряжение. Смех, который на время успокоил вопросы, гремевшие в их головах. Майкл поднес к губам кружку, отхлебнул черный кофе и усмехнулся.
— Да, парни, прикольная вещь. Эти клятвы. Вы помните их?
Еще бы! Клятвы на мизинцах. Мысли Джона помчались назад к дорожкам из гравия, к урокам игры на гитаре, к маме и папе. Он бросил сигарету в пепельницу.
— Мы помним их. Каждый из нас. Разве нет?
Джон, Майкл и Джек пили кофе и травили истории. В качестве эксперимента. Чтобы посмотреть, говорил ли старик им правду.
— Ладно, — начал рассказывать Джон. — Вот мое первое воспоминание. Если бы вы знали меня, то могли бы подумать, что речь пойдет о музыке. Но нет. Я помню, как летал. Верите или нет, но дело было в парке, и я летал в руках отца…
— …Как истребитель, — зачарованно добавил Майкл. — Я был напуган, парни. Сначала я кричал… потом уже нет…
— …Потому что меня охватил восторг, — вставил Джек. — Я увидел мир иначе. Я увидел сотни новых вещей, вращавшихся вокруг меня. Мое поле обзора выросло и расширилось, словно я поднялся на холм и осмотрел лежавшую внизу равнину…
— …А затем я увидел, как мама, сидевшая на расстеленном для пикника одеяле, помахала мне рукой, — продолжил Джон. — Ее белокурые волосы развевались на ветру. Красные и белые полоски одеяла были такими яркими, как цвета «Техноколора»…
…как в старом фильме Джона Вена…
…как на высококонтрастной фотографии, когда белые и красные пятна танцуют в глазах…
и трава мелькала далеко внизу
зеленая, как что-то сказочное; зеленая, как жадеит
папа смотрел на меня снизу вверх; я видел, как он смеялся
я слышал его смех
и слышал, как я тоже смеялся.
Этого мне не забыть никогда.
Первый поцелуй. Озноб от осенней промозглой погоды, футбольный сезон, гул большой толпы болельщиков, покидавших стадион. Горячий шоколад, которым мы делились друг с другом, рукавицы Пэтти, мои черные вязаные варежки с протертыми кожаными вставками на ладонях. Ее лицо прямо передо мной, мягкие губы, солоноватые и влажные. Ее маленький и нежный язык, скользивший в моем рту. Наши сцепленные руки, бешеный стук моего сердца, легкое головокружение и бредовые слова. Яркая пурпурная бахрома ее шарфа и моя мысль, что все это похоже на чудесный сон.