– Почему ж печальные? Я веду тихую, заурядную жизнь.
– Нет такого человека на свете, который назвал бы свою жизнь «заурядной», – произнес Сказитель. – И в рассказ о таком человеке я никогда не поверю.
– Ты что, называешь меня лжецом? – зарычал Армор.
– Нет, всего лишь спрашиваю, не знаете ли вы случаем место, где к моему дару отнесутся более благосклонно?
Армор стоял спиной к жене, поэтому ничего не заметил, зато Сказитель прекрасно видел, как пальцами правой руки она сотворила знак спокойствия, а левой рукой коснулась запястья мужа. Заклятие было сотворено с идеальной чистотой, видимо, она не в первый раз прибегает к нему. Армор чуть расслабился и немного отступил, пропуская жену.
– Друг мой, – сказала она, сделав небольшой шаг вперед, – если ты пойдешь по дороге, огибающей вон тот холм, и проследуешь по ней до конца, перейдешь через два ручья, через которые перекинуты мостки, то в конце концов доберешься до дома Элвина Мельника. Я уверена, он с радостью примет тебя.
– Ха, – презрительно фыркнул Армор.
– Благодарю вас, – поклонился Сказитель. – Но почему вы так решили?
– Вы можете оставаться у него в семье, сколько пожелаете. Вас никто не выгонит, пока вы горите желанием помочь.
– Это желание живет во мне всегда, миледи, – сказал Сказитель.
– Всегда ли? – усомнился Армор. – Не может человек всегда гореть желанием помочь. А я думал, ты говоришь только правду.
– Я говорю то, во что верю. А правда ли это, судить не мне.
– Тогда почему ты величаешь меня «сэром», хотя я не рыцарского звания, а ее – «миледи», тогда как она по происхождению ничем не отличается от меня?
– Просто я не верю в королевские посвящения в рыцари. Король с охотой дарует титул любому, кто окажет ему ценную услугу, и не важно, рыцарь этот человек в душе или нет. А с королевскими любовницами обращаются как со знатными дамами за те успехи, что они продемонстрировали на царском ложе. Именно так используют эти слова роялисты: ложь на лжи. Но ваша жена, сэр, вела себя как настоящая леди, проявив милосердие и радушие. А вы, сэр, были истинным рыцарем, смело защитив свои владения от опасностей, которых больше всего боитесь.
Армор громко расхохотался:
– Да твои речи настолько сладки, что после нашего разговора тебе, наверное, придется по меньшей мере час соль жевать, чтобы избавиться от привкуса сахара во рту.
– Это мой дар, – промолвил Сказитель. – Однако я могу и по-другому заговорить, уже не так сладко, когда наступит должное время. Доброго дня вам, вашей жене, детям и этому благочестивому дому.
Сказитель неторопливо побрел по лужайке. Коровы не обращали на него никакого внимания, поскольку на нем и в самом деле был оберег, но этот знак Армор никогда бы не разглядел. Решив немного прогреть мозги и поискать в голове умных мыслей, Сказитель некоторое время посидел на солнышке. Правда, это ничего не дало. После полудня умные мысли не лезут в голову. Как гласило присловие: «Думай утром, действуй днем, вечером ешь и ночью спи». Солнце высоко в небе – слишком поздно для раздумий. И несколько рановато для трапезы.
Он направился по тропинке к церкви, которая стояла на краю деревенских лугов, на вершине приличных размеров холма. «Будь я настоящим пророком, – думал Сказитель, – все бы уже понял. Я бы знал, задержусь здесь на день, на неделю или на месяц. Увидел бы, станет Армор мне другом, как я смею надеяться, или врагом, чего я опасаюсь. Узнал бы, наступит ли день, когда его жена сможет открыто, ничего не страшась, использовать свои силы. Я б, наверное, даже знал, доведется ли мне повстречаться с этим краснокожим пророком».
Лезет ведь всякая ерунда на ум. Такое может увидеть обыкновенный светлячок, а светлячков он встречал не раз и не два. Их способности наводили на него ужас, потому что он не сомневался, что не должно человеку знать большую часть жизненного пути, который ожидает его в будущем. Нет, сам он желал стать настоящим пророком, он жаждал видеть – но не маленькие творения мужчин и женщин, расселившихся по всем уголкам этого мира, а великую панораму событий, затеянных Богом. Или сатаной – это Сказителю было без разницы, поскольку и тот, и другой обладали собственным, хорошо продуманным планом дальнейших действий, и поэтому каждый имел хотя бы приблизительное понятие о будущем. Конечно, предпочтительнее общаться с Богом. Те творения дьявола, с которыми Сказителю пришлось столкнуться в жизни, причиняли ему одну боль – причем каждое по-своему.
В этот на диво теплый осенний день дверь церкви была настежь распахнута, и Сказитель без труда проник внутрь вместе со стайкой жужжащих мух. Изнутри здание было не менее прекрасно, чем снаружи, – церковь относилась к шотландской ветви, это было видно сразу, – только внутри оно было насыщено лучами света и свежим воздухом, царящими среди выбеленных стен и застекленных окон. Даже шпоны и кафедра были вытесаны из светлого дерева. Единственным темным местом в церкви казался алтарь. Поэтому взгляд перво-наперво падал именно на него. А поскольку Сказитель обладал даром видения, то он сразу распознал следы жидкого касания на его поверхности.
Медленными шагами он подошел к алтарю. Он направился к нему, поскольку должен был убедиться наверняка; а шел медленно потому, что такой вещи было не место в христианской церкви. Изучив коробку, он понял, что не ошибся. Точь-в-точь такой же след он видел на лице человека в Дикэйне, который, зверски убив собственных детей, свалил вину на краснокожих. Подобная слизь покрывала лезвие меча, обезглавившего Джорджа Вашингтона 19. Она напоминала тонкую пленку мутной воды, незаметную, если не смотреть на нее под определенным углом и при должном освещении. Но Сказитель научился безошибочно различать ее, натренировав глаз.
Вытянув руку, он осторожно коснулся указательным пальцем наиболее явной отметины. Потребовалась вся сила воли, чтобы удержаться от крика, – так жглась эта слизь. Рука, от кончиков пальцев и до плеча, дрожала и мучительно ныла.
– Добро пожаловать в обитель Господню, – раздался чей-то голос.
Сказитель, сунув обожженный палец в рот, повернулся к говорящему. Мужчина был облачен в одежды шотландской церкви – пресвитерианин, как звали этих людей в Америке.
– Вы случайно не занозились? – участливо осведомился священник.
Легче было сказать: «Ага, занозу посадил». Но Сказитель всегда говорил только то, во что верил.
– Отец, – промолвил Сказитель, – на этот алтарь наложил лапу дьявол.
Скорбную улыбку священника как корова языком слизнула.
– Вы умеете различать следы дьявола?
– Это дар Господа, – кивнул Сказитель. – Умение видеть.
Священник внимательно изучил странника, сомневаясь, верить ему или нет.
– Тогда вы, наверное, способны разглядеть и касание ангела?
– Да, следы добрых духов я тоже умею различать. Я не раз видел их в прошлом.
Священник помедлил, будто на языке его вертелся какой-то очень важный вопрос, который он почему-то боялся задать. Но колебания длились недолго: дернув плечами и отогнав от себя искушение, священник вновь заговорил, но теперь уже с оттенком презрения:
– Нелепица. Вы можете обмануть простых людей, но я получил образование в Англии, и меня не так-то просто сбить с толку всякими разговорами о скрытых силах.
– А-а, – протянул Сказитель, – следовательно, вы человек образованный…
– Как и вы, впрочем, судя по вашей речи, – отозвался священник. – Ваш акцент напоминает южноанглийский.
– Академия искусств лорда-протектора, – подтвердил догадку Сказитель. – Я получил образование гравера. И поскольку вы приверженец шотландской церкви, осмелюсь предположить, что вы могли видеть мои работы в книге для ваших воскресных школ.
– Стараюсь не обращать внимания на подобные глупости, – поморщился священник. – Гравюры, на мой взгляд, не что иное, как бессмысленная трата бумаги, которую можно было бы отдать несущим правду словам. Если, конечно, эти гравюры не иллюстрируют предметы, виденные художником воочию, как, например, анатомические рисунки. А игра воображения художника никогда не производила на меня впечатления – сам я могу вообразить ничуть не хуже.
Note19
Вашингтон, Джордж (1732-1799) – американский государственный деятель, главнокомандующий американской армией во время Войны за Независимость, первый президент США (1789-1797); в конце войны группа офицеров, организовавшая монархический заговор, предложила Вашингтону корону, но тот отказался; в настоящей мировой истории Вашингтон мирно окончил жизнь в Маунт-Верноне