— Допивай и пошли.
Однако Леонид не собирался уходить. Щурясь, поднял стакан, посмотрел сквозь него на свет, перевел взгляд в дальний угол и отхлебнул немного. Потом вдруг пошатнулся, едва не расплескав вино, резким деревянным движением грохнул стакан о стойку.
— Ничего, ничего, — пробормотал он, косясь на меня помутневшими глазами, — не бойся, тут мальчиков нет, — и вдруг громко, на весь зал выкрикнул: — нету! — И сейчас же понизил голос, — они еще узнают! — и снова выкрикнул: — Они еще узнают Лешку Жилова!
Затем он притих, и никто как будто не обратил внимания на его угрозы. Только продавец броским взглядом засек Лешку, отметил что-то про себя и тотчас отвернулся к другим покупателям. Да еще в самом углу небольшая компания еще крепче прижалась друг к дружке. А мальчишка с приплюснутым носом шагнул было к Лешке, но затем отступил в угол.
С трудом держась на ногах, навалившись локтями на стойку, Леонид продолжал кому-то грозить:
— Думали на тихую! Не выйдет. Все тут, — он хлопнул себя но боковому карману пиджака. Под ладошкой зашелестели туго сложенные листы, — все тут у меня в карманчике. И господин адвокат, облезлый очкарик. И гражданин Рубец, адъютант и советник. И сам Жилов Егорий Григорьевич…
— Лешка, замолчи, — испугался я. — Люди смотрят.
— Кто смотрит? Пусть смотрят. И я на них посмотрю.
Парень с приплюснутым носом рванулся вперед, но тотчас снова отступил, точно его держали на привязи.
— Всех на одну веревочку! — закричал Лешка. Внезапно он запнулся, подозрительно огляделся по сторонам, приложил палец к губам: — Тс-с-с, тихо! Больше никому ни слова, слыхал? Только ты и я! — он наклонился ко мне. — Договорились? — пошатнулся и чуть не упал.
Продавец наклонился к нему:
— Точка, молодой человек. До свидания.
— А я еще ничего. Я еще могу…
— А ты слушай, — подскочил тупоносый к Жилову, — слушай, когда говорят по-хорошему, — он явно стремился затеять ссору. — Давай выматывайся, нечего людям мешать.
В дальнем углу зашумели, зазвенела посуда, кто-то выкрикнул:
— Распустили молокососов!
За окном появился патруль. Я растерялся. Все хорошие слова, которые так старательно подбирал, дружеские обращения, советы — все спуталось…
— Лешка, уйдем. Скорее, а то патруль ввяжется! Подумай, друг, сейчас, перед экзаменами, перед самыми экзаменами!.. — Я усиленно напирал на это слово «экзамены», как будто после экзаменов все прощалось… — Подумай, Лешка!
Но Лешка не желал думать:
— На тихую хотели, — бормотал он, наваливаясь всем телом на стойку, — хотели прижать Ленчика. Лешка, мол, сопляк, чудик, будет колотиться в припадках. Зажать хотели, запутать адвокатиками, — не выйдет! — Он стал снова хлопать ладонью по карману рубахи, шелестя сложенными листочками. — Все тут. С фактиками. Сегодня скорым ноль пятьдесят девять. Там разберут. Распутают. Всех адвокатов распутают… — он выхватил из бокового карманчика проездной билет. — Видал? — завертел билетом перед моим носом, — скорый ноль пятьдесят девять. Вагон номер одиннадцать. Место номер двадцать четыре. Верхняя полка. Точно. Кланяйся нашим мальчикам.
Он вдруг настороженно уставился на людей в дальнем углу, а люди из дальнего угла, особенно какой-то очкастый, — уставились на Лешку, и мне показалось, что очкастый подмигнул тупоносому парню. Но Лешка не заметил ни сверкнувших стеклышек, ни быстрого взгляда.
Очкастый в углу приподнялся, вытянув шею, белый чистенький воротничок соскочил с запонки, он стал его поправлять, никак не мог захватить заднюю запонку.
— Пойдем, Лешка… Уйдем скорее, — торопил я друга.
Леонид упрямо отдернул руку:
— Все. Можешь удалиться. Аудиенция окончена. — Он выпрямился, хмель вдруг прошел. А быть может, хмеля и не было. Глаза смотрели спокойно и уверенно. — Погоди, — проговорил он чуть слышно, приближаясь к самому моему лицу. — Хорошо, что ты пришел, Андрюшка. И вообще — ты чудесный парень…
Леонид привлек меня, обнял, прижал к груди и вдруг проговорил чуть слышно:
— Вот возьми письмо. Передай Ляле лично. Я хотел сам зайти, но если уже ты пришел…
Он ткнул мне в руки сложенный вчетверо листок.
— Феоктистова найдете в клубе строителей. У него встреча с самбистами в половине восьмого. Ну. Ступай, помоги, друг!..
— А ты?
— Ступай, говорят.
— Не могу тебя оставить!
— Приказываю! Немедленно! — Он поцеловал и оттолкнул меня. — Сейчас это самое важное. Запомни: обратись к Феоктистову. Только лично к Феоктистову. Это мой приказ.