А мальчишки продолжают шаманить над тарелкой с пирожными.
— Он сюда на вираже…
Сергей, оставя чашку с недопитым кофе, навис над мальчишками.
— …Он сюда, а ты его сюда, рывком!
И показывают на пирожных, как все это должно было произойти.
И вдруг над их головами:
— Здорово!
Незваный-непрошеный, ворвался в их спор долговязый парень.
— Здорово, мальчики! Чапаев картошками боевой путь намечал. А мы, слава богу, уже до пирожных доросли. Достижение!
За столиком притихли.
И вокруг притихли посетители.
Потом один из ребят неторопливо приподнялся.
— А если правильно отметить, не очень красиво в чужие тарелки заглядывать!
— А если правильно отметить, с каждым пижоном не собираюсь про красоту разговаривать.
— Ну, насчет пижонов поосторожней, — вскочил из-за стола второй паренек, — а то, знаешь, можно и схлопотать!
Ссора, неожиданная, нелепая, мало-помалу разгоралась.
Сергей обычно избегал всего, что могло поломать его новую жизнь, а тут вдруг ни с того ни с сего сам полез на рожон.
За соседними столиками нарастал шепоток. Какой-то в модной шляпе, грузный, задубелый, возмущался: куда смотрят дружинники!
Куда смотрят!
Схватившиеся парни не видят и не слышат ничего. Еще одно неосторожное слово, несдержанное движение, и полетит к черту хороший вечерок. А может, и не только вечерок…
Что-то в глазах долговязого парня, в его словах подсказывало Катюше: не обычная хулиганская выходка, что-то иное… В следующее мгновение она была уже рядом с заводскими ребятами.
— А мы, помнится, встречались в клубе машиностроителей! Не ошиблась? Механический цех? Фрезеровщики?
Обращалась к ребятам и украдкой поглядывала на долговязого, как воспримет ее слова, разгадала его или не разгадала, как отнесется к тому, что перед ним рабочие, заводские ребята?
Один из пареньков оглянулся — нетерпеливое, неспокойное движение, отойди, мол, отскочи, девушка!
Но другой, более покладистый, ответил добродушно:
— Токари-пекари. Автоматчики. В общем — рабочий народ.
Едва долговязый заслышал это «в общем — рабочие», отступил, потупился.
И заводские пареньки притихли — острая минута миновала. Один из ребят проговорил примирительно:
— Между прочим, при подобных обстоятельствах джентльмены непременно извинялись!
— Ладно, считай, состоялось, — буркнул долговязый и отошел к столику, но обосновался подальше от заводских и поближе к тому краю, где осталась чашка Катюши.
— Прикажете вынести благодарность? — проговорил он, когда Катюша вернулась к своему кофе. — Вы, должно быть, из Армии спасения? Должно быть, и псалмы распеваете?
— Давайте без псалмов!
— Понял. Сознаю. Но, представьте, с детства ненавижу пижонов.
Разглядывал Катюшу, как разглядывают диковинку:
— А вы молодец. Раскусили меня. И всю картину. Похвально.
— Противно было смотреть. А вам не противно портить жизнь себе и людям?
— Простите, вы что здесь… — он пересел за столик Катюши и продолжал, понизив голос: — вы здесь по поручению? Актив направил?
— Нет, самостоятельно. Люблю черный кофе, но ленюсь готовить.
— Понял. А вы заметили, все ангелы-спасители брезгуют земными делами?
— Ну, что ж, у каждого своя специальность.
— У одних специальность приготовлять, у других — распивать?
И, не откладывая, счел нужным представиться:
— Сергей Сергеев. Возможно, пригодится вам для отчета. Например: «Что такое молодежь и как с ней бороться».
— Мелко! А у вас, простите, какая специальность?
— Студент-вольнослушатель. В смысле — не всегда слушаю. Из этих, знаете, гуманитарное направление.
— Трудновато вам придется в гуманитарном направлении.
— А вы полагаете, что Макаренко закончил институт благородных девиц?
— Я полагаю, что Макаренко в ваши годы был безупречным коммунистом.
Заводской паренек подошел к ним с тарелкой, предложил Катюше пирожное:
— От нашего стола вашему столу.
— Историческое пирожное, — сощурился Сергей.
— Повторяетесь!
На улице фыркнул и заглох мотоцикл, — в кафе влетел Руслан Любовойт, ворвался вместе с гулом улицы, подскочил к Сергею:
— Видел сейчас твою модерную! Развалилась в машине принцессой. Рядом с ушлым боярином. Куда та-ам! А ты, чудак, переживал!