Сама Эцуко дневника не вела. Даже во времена своего более или менее романтического девичества она как-то смущалась поверять бумаге сердечные чувства. Написанное становится ложью — так она считала.
Но кажется, Мисао придерживалась того же мнения. Она использовала свою изящную книжечку лишь для отрывочных записей на память. Случалось, что неделями ничего не отмечала. Не след, по которому позже можно восстановить проделанный путь, а отпечаток шин на месте крутого виража или резкого тормоза.
Но именно потому так тревожила эта приписка: «Сингёдзи ♥».
Обычно значок «сердце» намекает на любовь или возлюбленного. Поэтому странно уже то, что он стоит после имени женщины — Эцуко. Даже если Мисао хотела выразить свое удовольствие от встречи с ней, рисовать сердечко несколько неуместно.
Может быть «Сингёдзи» это не Эцуко, а какой-нибудь ее однофамилец? Но в это трудно поверить. Слишком редкая фамилия. Возможность того, что среди знакомых Мисао за короткий срок появился еще один человек с фамилией Сингёдзи, близка к нулю.
Листая страницы дневника, она постаралась на время изгнать эту запись из мыслей, задвинуть подальше, как Юкари, отодвигающая ненавистную морковь на край тарелки. И слово «уровень» решила пока задвинуть на дальнюю полку.
Судя по всему, Мисао, по меткому выражению Кирико, вела на удивление замкнутую жизнь. Записей о развлечениях вне дома было крайне мало. Если правда, что она, по словам матери, гуляет все ночи напролет, об этом в дневнике, увы, не было ни словечка.
И вдруг мелькнула мысль. Куда ходила Мисао, чтобы, пользуясь ее собственными словами, «выпускать пар»? Наверняка у нее было любимое кафе, в котором тусуется молодежь, где-нибудь в Сибуе или в Синдзюку? Может быть, где-то промелькнет название?
Листая дневник в надежде найти что-то похожее, она сделала другое открытие.
Страница от четвертого июня. На ней была написана всего одна фраза — «Вторая годовщина смерти».
Другими словами, в этот день два года назад умер кто-то из близких Мисао. Скорее всего, родственник. Учитывая возраст Мисао, высока вероятность, что это бабушка, дедушка или дядя, тетя. Кто-то настолько ей близкий, что она сочла необходимым отметить эту дату в дневнике.
Встряхнув головой, Эцуко перевернула страницу. Само по себе это ни о чем не говорит. Продолжим чтение.
Но досмотрев дневник до первого января, она ничего не нашла. Первые несколько страниц предназначались для адресов. Пролистала — пусто, лишь на самой первой странице на полях быстрая запись карандашом: «”Бланко”. Французская кухня». Внизу — номер телефона.
Где-то она уже это слышала… И тут ее осенило.
Среди названий ресторанов на улице Басямити, которые она получила в справочной службе, значился ресторан «Франко».
Но телефон — тот же самый! Мисао писала на слух, поэтому запросто могла ошибиться.
Эцуко поспешно схватила трубку. Набирая номер, лихорадочно соображала. Проходя по списку, она позвонила в том числе и в этот ресторан. Девушка по имени Мисао Каибара там не работала. Не было и девушки, подходящей под ее описание. Какие еще возможны варианты?
Вряд ли она ходила туда, чтобы наслаждаться изысканной пищей. В подобный ресторан может позволить себе зайти лишь служащая какой-нибудь крупной фирмы, у которой денег куры не клюют. Тогда свидание? Нет, с какой стати Мисао, живущая в Токио, будет назначать свидание в Иокогаме?
В трубке раздались гудки. Подошел мужчина.
— Слушаю, ресторан «Франко».
— Алло! Меня зовут Сингёдзи, я уже звонила сегодня и разговаривала с вашим директором.
Эцуко попросила еще раз соединить ее с директором, в трубке заплескалась мелодия из «Времен года» Вивальди. В ожидании она продолжала перебирать возможные варианты. Что может связывать Мисао и «Франко»?
«Вместе с подругой работает в ресторане на улице Басямити».
Эти слова были ложью, можно не сомневаться. Кому-то, удерживающему Мисао, понадобилось ввести в заблуждение ее родителей.
Но была ли это ложь с начала до конца? Нет ли в ней доли правды, в том что касается подруги и ресторана?
Наконец, директор подошел к телефону. Эцуко сразу пошла в наступление:
— Прошу прощения, не могли бы вы еще раз уточнить. Вы принимали кого-нибудь в этом году на временную работу?
Директор был в явном замешательстве. Удостоверившись, что Эцуко уже звонила, он заявил:
— Я же вам ясно сказал. Никакой Мисао у меня нет. Я вообще не беру на временную работу. В апреле я нанял постоянный персонал. Все прошли обучение, мы даже предоставляем одиноким места в общежитии.
— Да, это мне понятно. Но я хочу знать, в тот момент, когда вы объявили о приеме на работу, не обращалась ли к вам девушка по имени Мисао Каибара? Вы не сохраняете анкеты подавших заявление? Хотя бы копии.
— Зачем вам? Вы же сказали, что речь идет о девочке, убежавшей из дома…
— Так и есть. Прошу вас. Для меня это очень важно. Вы бы мне очень помогли. Я понимаю, что моя назойливость кажется вам подозрительной, но, уверяю вас, вам не о чем беспокоиться. Если хотите, я скажу вам номер своего телефона. Перезвоните мне, я оплачу звонок.
Эцуко продиктовала свой номер.
— Ладно, перезвоню, — буркнул директор.
Не прошло и минуты, телефон зазвонил. Оплата за счет звонящего.
— Сингёдзи слушает.
Директор вздохнул.
— Ну ладно. Подождите минутку. Я посмотрю.
Вновь зазвучали «Времена года», Эцуко, набравшись терпения, приготовилась ждать.
— Вы оказались правы. Третьего апреля некая Мисао Каибара была на собеседовании.
Эцуко закрыла глаза, напрягая память. Начало весны — как раз в это время Мисао призналась, что хочет бросить школу. Нет ничего странного, что ее привлекла работа, где предоставляют общежитие.
— Но она же еще школьница. Хоть внешне и выглядит старше. Поэтому я отказал.
— Она приходила одна? Не было ли с ней подруги? Может быть, вы вспомните?
Она мысленно взмолилась.
Точно сдаваясь, директор сказал:
— Да, они были вдвоем. Вторая тоже школьница. Я хорошо их запомнил, поскольку пришлось сделать им серьезное внушение.
Имя подруги Момоко Куно, семнадцать лет. Учится в другой школе, но живет в том же районе.
— Когда-нибудь обязательно зайду к вам пообедать. Большое спасибо! — выкрикнула Эцуко и повесила трубку.
25
Был уже двенадцатый час ночи, но к телефону в доме Момоко Куно тотчас подошли. Голос был хриплый, она решила, что это мать, но оказалось, трубку взяла сама Момоко. Обычно в семьях, где есть тинейджеры, существует неписаное правило — после десяти родители не подходят к телефону.
Момоко тотчас раскусила, к чему клонит Эцуко. Она производила впечатление зрелой женщины, и у Эцуко была полная иллюзия, что она говорит с кем-то из коллег по «Неверленду».
— Значит девчонка сгинула?
— Да. Может тебе, Момоко, что-нибудь известно?
— Ко мне не заходила. И в «Бункере» уже давно ее не видать.
— «Бункер»? Что это?
— Игровой центр. Мы с Мисао там частенько околачивались. Это в Синдзюку. Работает всю ночь. Хозяин — мой приятель, давал нам играть со скидкой.
— Так это там Мисао «выпускала пар»?
Момоко засмеялась, послышался щелчок. Зажигалка.
— Она и вам говорила про «выпускание пара»? Ее мамаша — катастрофа.
— Ты давно виделись с Мисао? Когда?
Момоко задумалась, что-то бормоча под нос.
— Давненько. В июне? Нет, подождите. В июле! Да-да, во второй половине июля, в субботу. Рано утром — да, около пяти. Вдруг заявилась в «Бункер». Я ведь по выходным всегда там торчу.
— Суббота второй половины июля — двадцать первого?