Как заранее договаривались, во время «путешествия» Кадзуки постоянно был рядом с ней. Они всюду ходили вдвоем, все делали вместе. Не было страха, напротив, она испытывала необыкновенную легкость. Если все «путешествия» проходят так же, ничего удивительного в том, что от желающих нет отбоя.
Но каждый, кто решается на такое, ненавидит себя…
Остаток дня двенадцатого августа она провела, лежа в постели. Левая рука оставалась парализованной, но головная боль прошла и настроение улучшилось. Один лишь раз она приблизилась к окну и сквозь щель в жалюзи выглянула на улицу. Раздвинуть шире, чем на пять сантиметров, не получилось, поэтому увидела она не слишком много. Выложенную бетонными плитами автостоянку. Нестерпимо захотелось вдохнуть свежего воздуха, попыталась открыть окно. Но нигде не было запора. И ручка отсутствовала. Окно заделано намертво. Хуже того, оно было не из стекла, а из армированного пластика. Так что разбить тоже невозможно.
Около девяти вошла медсестра. Невысокого роста, лет пятидесяти. Она принесла еду. Еда больше напоминала домашнюю, чем больничную. Мисао была голодна, поэтому съела все подчистую.
Когда медсестра пришла за посудой, пожаловалась, что скучно, и попросила принести хотя бы какой-нибудь журнал.
Но сестра отмахнулась:
— Вам что, не достаточно потрясения, которое вы пережили? Теперь можно немного и поскучать.
— Но, послушайте… Откуда вам известно, почему я здесь?
Сестра на ее вопрос не ответила. Проверила жалюзи на окне, отрегулировала кондиционер, после чего сказала:
— Не говорите лишнего, молчите. Иначе вам отсюда не выйти.
Холодный голос, холодные глаза. Как будто она имела дело не с пациентом, а с арестантом. Когда медсестра ушла, Мисао почувствовала облегчение.
В десять вновь пришел доктор Сакаки, на этот раз с медсестрой. Они вывели ее в коридор. В узком лифте спустились на первый этаж. Так она узнала, что ее палата находится на четвертом этаже.
Домой она звонила из приемной доктора. Она солгала матери, сказав, что устроилась на работу в ресторане в Иокогаме, в котором однажды проходила собеседование. Она не назвала ресторан, но мать без труда поверила. Впрочем, может и потому, что медсестра внесла свою лепту, выступив в роли матери подруги.
Когда ее вели обратно на четвертый этаж, дверь в регистратуру была приоткрыта, и она успела заглянуть внутрь. Аккуратно прибранные столы, сейф, яркие разноцветные папки. Она успокоилась. Этот вид был таким привычным, совсем как в регистратуре ее районного врача.
Доктор довел ее до палаты. Он уже хотел уйти, когда Мисао, собравшись с духом, попросила:
— Пожалуйста, не запирайте. Я никуда не убегу. Окно не открывается, я не смогу уснуть, думая, что не выберусь отсюда в случае пожара.
— Я не могу оставить дверь незапертой.
— Почему?
— Опасно, вот и все.
— Я представляю опасность, или вы хотите сказать, что сюда может зайти кто-то, представляющий опасность для меня?
Пожевав губами, доктор сказал:
— Второе.
— Тогда оставьте мне ключ. У вас же есть дубликат? Я не буду им пользоваться. Пожалуйста! Только чтоб было спокойнее.
Доктор немного заколебался, но в конце концов достал из кармана связку ключей, отделил один и протянул Мисао.
— Я его спрячу. Хорошо? Чтобы никто не узнал.
Мисао сунула ключ под подушку. Прилегла и тотчас провалилась в сон.
Но мирный сон продолжался не долго. За дверью послышались голоса, как будто кто-то спорил.
Она выглянула из-под одеяла, чтобы узнать, что происходит, и в тот же момент дверь распахнулась. Зажегся свет, Мисао сощурила глаза.
— Эта?
Голос не принадлежал ни доктору Сакаки, ни медсестре, ни Кадзуки.
На пороге, вальяжно подбоченившись, стоял низкорослый, коренастый человек. Старше ее отца. Взгляд пронзительный, губы спесиво поджаты. Одет в костюм, но пиджак расстегнут и виден ремень с большой пряжкой.
Доктор Сакаки находился прямо у него за спиной и держал его за руку. Видимо, спор происходил между ними. Мисао приподнялась.
— Прошу вас, профессор, прекратите! — возбужденно говорил Сакаки. Веки его дергались.
— Да отстань ты, не буду я ее трогать. Только взгляну на мордашку, — сказал тот, которого только что назвали профессором. — Ну разве не красотка, а?
Вид этого человека напомнил Мисао неприятный случай двухлетней давности. В тот день к ним в гости пришел босс ее отца, и они распивали до поздней ночи.
Он с самого начала произвел на нее отталкивающее впечатление. Поздоровавшись ради приличия, она сразу же ушла к себе в комнату на втором этаже.
Но когда спускалась в туалет, как назло, столкнулась с ним лицом к лицу. Он как раз выходил из туалета, и был так пьян, что едва держался на ногах. Молния на ширинке была наполовину расстегнута. Мисао отвернулась.
Он качнулся в ее сторону, обдавая перегаром. Мисао хотела бежать, но он прижал ее к стенке. Босс отца обнял ее и, едва не касаясь щеки слюнявыми губами, сказал заплетающимся языком:
— Шикарная девка… Даже не верится, что у замухрышки Каибары такая дочь!
И вдруг облапил ее грудь. Она попыталась вырваться, но он вцепился с такой силой, что она не могла пошевелиться. И кричать не могла.
— Я тебе не нравлюсь? А? Не говори так. Я большой человек. Надо уважать старших!
Прижался к ее животу.
Тогда она закричала. И продолжала вопить, даже когда родители выбежали в коридор. Босс тотчас оставил ее и небрежно бросил:
— Ничего, просто перепил — на ногах не держусь. Вот, столкнулся с вашей дочуркой.
Но она не могла забыть, как, прежде чем вернуться в гостиную, он смерил ее оценивающим взглядом, точно облизал с головы до пят.
Ее до сих пор подташнивало при этом воспоминании. И она сразу почувствовала, что человек, стоящий в дверном проеме, одного поля ягода с тем боссом. Мужчина, который, глядя на женщину, мысленно раздевает ее.
Коротышка не спеша разглядывал ее. К смуглому лицу точно прилипла хитрая ухмылка. Она подумала, что, если ей под угрозой смерти прикажут переспать с ним, она откусит ему язык.
— А ты ловкач, Сакаки. Эта девочка в твоем вкусе, — сказал он развязно. — Не болтай, что ты ее лечишь… Знай свое место и не путайся под ногами!
Он все ближе подходил к кровати. За ним по пятам следовала медсестра, как будто составляя с ним одно целое. В руках она держала серебряный поднос. На подносе — шприц и маленькая ампула.
Мисао рванулась в сторону. Но опоздала на миг.
Коротышка схватил ее с неожиданной для такого тщедушного тела силой. Очевидно, лишать человека свободы было ему не в новинку. Пока он прижимал Мисао к кровати, медсестра вонзила шприц в ампулу и набрала прозрачную жидкость.
— В этом нет необходимости! — доктор Сакаки схватил его за руку. Но коротышка взглянул на него с такой злобой, что тот тотчас разжал пальцы.
— Молчи и делай как я говорю. Что, если произойдет осечка?
Доктор Сакаки поник и отступил.
Теперь уже медсестра держала Мисао. Низкорослый поднес шприц к правой руке. Мисао заплакала, но игла безжалостно вошла под кожу.
Бросив пустой шприц на поднос, коротышка сказал:
— Пока все не уладится, лучше колоть снотворное. «Фанбитана» у нас прорва, так что нет проблем, — он скосил глаза на доктора Сакаки. — Можешь с ней пока позабавиться, только чтоб никто не знал. Мидори я тебя не выдам, так что не стесняйся.
После этого он в сопровождении медсестры покинул палату.
— Кто это? — спросила Мисао дрожа.
— Профессор Мурасита, — сказал Сакаки дрожащим голосом. Но в отличие от нее, он дрожал от ярости…
Нет. Он, очевидно, тоже боялся профессора.
— Врач?
— Да, — кивнул Сакаки, вытирая ладонью лоб. — Прости, что напугали тебя. Больше такого не повторится.
— Он тоже врач?
— Да.
— Что значит — «если произойдет осечка»?
Сакаки не ответил.
— Кто такая Мидори?
— Моя жена, — сказал Сакаки, отводя глаза. — А профессор… профессор Мурасита — мой тесть.