— За этой дверью — ванная, запей там.
Эцуко, улыбаясь, повернулась к врачу.
— Вы — доктор Сакаки?
— Да.
— Большое вам спасибо. Мы как раз проходили мимо вашей клиники, когда девочке внезапно стало плохо. Удивительно! Бывают же такие совпадения!
Видимо, не понимая, к чему она клонит, врач удивленно поднял брови. Вышел из-за стола и сделал шаг в сторону стула.
— Один мой знакомый раньше лечился у вас. Поэтому я о вас наслышана.
— Неужели? Кто же это?
— У вас так много пациентов, вряд ли вы помните его имя, — сказала Эцуко, преодолевая робость и глядя врачу прямо в глаза. — Ему за сорок, правая нога немного не в порядке.
Лицо врача пришло в движение.
Эцуко почувствовала себя игроком, ловко отбившим бейсбольный мяч. Ап!
— Не помните?
Врач, опершись руками о край стола и немного запрокинув голову, сделал вид, что пытается вспомнить. Он старался выглядеть непринужденным, но как актер в подметки не годился Юкари.
Странно, что он так резко отреагировал на упоминание о прихрамывающем человеке…
— Нет, что-то не могу припомнить… — сказал врач, растянув губы в улыбку. — Может он лечился у какого-нибудь другого Сакаки, это распространенная фамилия.
— Вы так думаете? Жаль.
Юкари вернулась из ванной.
— Доктор, простите, я воспользовалась вашим туалетом.
Врач, точно получив спасительный круг, повернулся к Юкари:
— Ничего страшного. Ну что, полегчало?
— Покакала и сразу все прошло.
— Фу, какая невоспитанная! Простите, доктор, — с ласковой улыбкой Эцуко привлекла Юкари к себе. — Не будем вас задерживать. Сколько я вам должна?
Точно желая как можно быстрее отделаться от Эцуко, доктор Сакаки замахал руками:
— Что вы, что вы! Это такие пустяки, не беспокойтесь.
Откланявшись, Эцуко взялась за ручку двери. Затем, будто ее только что осенило, обернулась.
— Ах да, вспомнила, еще одна моя знакомая пользовалась вашими услугами…
Врач нахмурился, на его лице читался вопрос: кто еще?
— Мисао Каибара, — сказала Эцуко, — семнадцатилетняя девушка.
Мяч, отбитый Эцуко, на этот раз вылетел аж на трибуну.
Врач побледнел. Стал нервно рыться в кармане халата. Достал пачку «Mild Seven» и блеснувшую позолотой зажигалку. Точно плохой актер, который закуривает сигарету, чтобы скрыть недостатки своей игры, доктор зажал фильтр зубами и щелкнул зажигалкой. Огонь никак не хотел зажигаться.
— Нет… не помню.
Все понятно. Эцуко вышла из кабинета.
Открыла окошко регистратуры. На этот раз в ней находилась одна Футада. Что-то писала, сидя за дальним столом.
— Госпожа Футада, большое спасибо, — обратилась к ней Эцуко.
Футада подошла, улыбаясь.
— Девочка, тебе лучше?
— Угу.
Эцуко, приблизив к ней голову, шепотом спросила:
— Извините, я была уверена, что мои знакомые лечились у доктора Сакаки, сболтнула, но, кажется, я ошиблась.
— Доктор на такое не обижается.
— Мужчина средних лет, прихрамывающий на правую ногу, и одна молодая девушка. Вы случайно их не запомнили?
Футада захлопала глазами:
— Даже и не знаю… — ответила она. — Может, и были такие пациенты. Молодые девушки у нас вообще не редкость…
И вдруг взмахнула ресницами, видимо, вспомнив:
— А что касается хромого человека — вчера один такой заходил. Но у него не было рекомендации, поэтому пришлось отказать.
Эцуко задумалась. Что это значит? Андо своими глазами видел, как этот человек входил сюда. Еще месяц назад. Почему же медсестра в регистратуре его не знает?
Ах, да! — сообразила она, была же суббота.
— В вашей клинике по субботам и воскресеньям выходной?
— Да.
Вот почему Футада не знает. Хромой пришел к доктору Сакаки в такой день, чтобы никто из служащих клиники не узнал об этом.
А вчера — всего лишь вчера — явился, притворившись больным…
— Он был один?
— Нет, с молодым человеком. Такой красавчик!
Что все это значит?
Эта Футада не производила впечатления бдительной грымзы. Эцуко решила рискнуть и, пока не вернулась вторая медсестра, еще немного ее расспросить.
— У вас есть палаты для стационарных больных? Все никак не могу поверить, что я обозналась. Мне кажется, мой знакомый лечился именно у доктора Сакаки. Он был госпитализирован.
Футада всплеснула руками.
— Ну тогда вы точно обознались. Мы практически не держим у себя больных. Только в исключительных случаях.
— Да?.. Неужели? Странно, такое вместительное здание…
— Это потому, что доктор здесь живет. Впрочем, его семья живет отдельно.
У Футады развязался язык. Вероятно из-за того, что Эцуко была с Юкари. Как можно заподозрить в дурных намерениях мамашу с ребенком!
— Но возвращаясь к прежнему разговору, вы правда не знаете? Молодая девушка. Очень красивая, зовут — Мисао Каибара.
Немного подумав, медсестра покачала головой.
— Не помню. Сейчас среди наших «особых» пациентов, кажется, есть молодая девушка, но говорят, она дочь знакомых доктора.
У Эцуко перехватило дыхание. Она крепко схватила за руку стоящую рядом Юкари.
— Вы ее видели?
Наконец-то у Футады зародились подозрения.
— Почему вы об этом спрашиваете?
В это время Юкари закричала:
— Мама!
Обернулась — прямо перед ней стояла медсестра. Стояла, перегородив путь к выходу.
— Кто вы? — строго спросила она. Чистая, как стена, надраенная мочалкой с порошком, холодная, с узкими губами, прямыми, как лезвия бритвы.
— Ах, простите. Заболталась.
Эцуко начала отступать, как вдруг Юкари громко заплакала:
— Мама, мама! Пойдем домой! Ненавижу больницы! Здесь делают уколы!
Эцуко отстранила медсестру.
— Да, дорогая, пойдем домой. Извините, что вас побеспокоила!
Выскочили наружу. Пройдя несколько шагов, остановилась. Никто их не преследовал.
Эцуко посмотрела вверх на окна клиники. На некоторых были опущены жалюзи, другие распахнуты настежь.
Эцуко понизила голос:
— Юкари, одна, последняя просьба.
— Что теперь?
— Покапризничай! Чтобы мама рассердилась. Хорошо?
Едва поняв, что от нее требуется, Юкари принялась ломать комедию.
— Ты же обещала сводить меня на фестиваль мультфильмов! Сказала, что мы увидим Дораэмо-на! Мама — обманщица!
— Тебе нельзя, у тебя болит живот!
Эцуко старалась кричать как можно громче. Набрав воздух в легкие, повернувшись вполоборота к зданию клиники, собрав волю в кулак, завопила:
— Мисао! Что ты себе позволяешь!
Получилось довольно громко. Прохожие оборачивались.
— Дрянная девчонка!
— Знать не хочу никакой Мисао!
— Мисао для меня умерла!
— Будешь дерзить, брошу на улице! Мисао!
Повторяя «Мисао, Мисао», Эцуко поглядывала в сторону клиники. Если Мисао там, она наверняка услышит. Услышь меня, дай мне знак, Мисао!..
В этот момент жалюзи в крайнем окне на четвертом этаже слегка задвигались. Показался человеческий глаз. Кончик пальца.
Мисао?
Открылась парадная дверь, выбежала строгая медсестра. Резко схватила Эцуко за руку. Эцуко, не уступая, стряхнула ее руку.
— Что вы делаете?
— Не видите, ребенок не слушается!
Точно получив знак, Юкари прекратила комедию и бросилась бежать. Эцуко устремилась за ней. Пересекли автостоянку и оказались на улице. Эцуко нагнала Юкари, и они побежали, держась за руки.
Остановились только, когда выбежали на людную улицу и впереди замаячил универмаг, возвышающийся над вокзалом «Синдзюку». Обе истекали потом.
— Ну, мама, ты даешь! — проговорила восхищенно Юкари.
— Давай позвоним деду.
По-мужски, тыльной стороной руки вытирая потный лоб, Эцуко объявила:
— Я выведу их на чистую воду! Я уверена, Мисао — там.
Юкари подбежала к телефонной будке.
— Если надо устроить засаду, дед — профи. Или — уже бывший профи?
36
Бывших профессионалов не бывает.
Работа шофера в редакции газеты не ограничивается обязанностью перевозить корреспондентов. Порой приходится участвовать в слежке, сидеть в засаде. Ёсио занимался этим на протяжении сорока лет.