— Сабик, ты забыл все, что мы делали? — спросил Шарроукин. — У нас есть Криптос и возможность взламывать шифры предателей. Откуда вам знать, что предатели этого не могут?
Тиро знал, что Шарроукин прав, но в сердце Железноруких была пустота, заполнить которую можно было, лишь восстановив легион.
— Возможно, ты прав, Шарроукин, — сказал он, — но если есть хоть какой-то шанс, что это действительно Шадрак Медузон, мы обязаны удостовериться.
Шарроукин покачал головой.
— Нет. Мы стоим одни и одни сражаемся. Именно так работает эта форма войны. Никак иначе.
— Здесь не шахты Ликея, Никона, — сказал Велунд.
— Ты прав, — ответил Шарроукин. — Не шахты. А хуже. В темноте Ликея легко было понять, кого надо убить. Здесь такой уверенности нет.
— Довольно, Шарроукин, — сказал Тиро. — Придержи язык.
— Брантан бы этого не позволил, — ответил Шарроукин.
— Капитана Брантана здесь нет, — огрызнулся Тиро. — Зато здесь я. На «Сизифее» — не демократия, и я не позволю тебе оспаривать мои приказы. Велунд, отправь «Железному сердцу» ответ: мы примем их на носовой посадочной палубе.
— Ты уверен, что они мертвы? — прогрохотал Игнаций Нумен, закидывая в шлюз очередной труп. — Может, для большей надежности мне стоит отрезать им головы?
Тарса не знал, шутит ли Железнорукий или нет. Логичней было бы предположить, что нет, но из-за покрытой ожогами кожи и красных оптических протезов-целеискателей узнать точно было нельзя.
Нумен был одним из немногих свидетелей гибели Ферруса Мануса, и его броню покрывали вырезанные имена павших боевых братьев. Исстван отнял у сынов Императора всякое желание улыбаться, и особенно это касалось Железного десятого. У Тарсы хотя бы теперь была надежда, что ему еще доведется увидеть Вулкана. Для нее не было реальных оснований, если не считать того, что никогда не видел самой смерти примарха.
И видение с братом-Саламандром…
Все лишь искра надежды — но она была.
— Ну? — спросил Нумен, уже доставший боевой клинок.
Тарса покачал головой.
— Уверяю тебя, брат Нумен, они абсолютно мертвы. Такой уж эффект у аутопсии. Хотя я согласен: странно, что даже после смерти их кожа сохраняет яркий бронзовый оттенок.
Нумен прочитал слова Тарсы на оптике и согласно буркнул. Он кивнул и убрал оружие. Взяв очередное тело блестящей от металла рукой, он потащил его к шлюзу.
— Скажи, апотекарий, — произнес Нумен, — Альфа-легион происходит с вулканического мира, как твой?
— Ноктюрн — горячий мир, — ответил Тарса, вставая на колени рядом с одним из мертвых легионеров, чтобы изучить его невыразительно лицо, — но причина моего цвета не в нем.
— Не в нем?
— Нет, — повторил он. — Особая фоновая радиация на Ноктюрне сильно реагирует с зиготой меланохрома в генетической структуре нашего примарха, что радикально меняет пигментацию кожи к его сыновей.
— Даже рекрутов с Терры? — спросил Нумен.
— У любого легионера-Саламандра, с Терры он или с Ноктюрна, будет кожа как у меня, — сказал Тарса, моргнул и заставил глаза засветиться алым. — И глаза у него будут гореть огнем, как у меня.
Нумен задумался.
— Ты не ответил на мой вопрос, — заметил он наконец.
— Я не могу ответить, потому что, по правде говоря, ничего не знаю о родном мире Альфа-легиона, — сказал Тарса.
— Как и я. Тебе это не кажется странным?
— Каким образом?
— Я знаю про Фенрис, Ноктюрн и Хтонию, — сказал Нумен. — Но ничего не знаю о мире, сформировавшем Двадцатый.
— Почему это важно? — спросил Тарса.
— У каждого легиона культура является частью его метода ведения войны, и знание о происхождении воина помогает с ним сражаться, — пояснил Нумен. — Я пробовал лед Фенриса, потому понимаю дикие сердца Русса и его свиты. Макрагг рассказал мне о практичных воинах примарха Жиллимана. Но Альфарий и его сыны… О них мне ничего не известно.
— Мне кажется, Альфа-легион старательно нагнетают таинственность, — заметил Тарса. — Те немногие, кого я встречал, были ужасающе непонятными. Любой их ответ порождал еще два вопроса.
— Поэтому ты попросил принести их на борт? — спросил Нумен.
— Да, — ответил Тарса, встал и вытер пальцы о броню. — Узнав, что их породило в буквальном смысле, мы, возможно, поймем, каковы мотивы Альфа-легиона.
— Думаешь, предательство было в их крови?
— Я бы не стал использовать столь эзотерическую формулировку, — ответил Тарса. — Но да, может быть, что-то в их генетической структуре предрасположило их к измене.