От столь «радужной» перспективы трактирщик посерел, сравнявшись цветом лица с передником. Девица же прищурилась и каким-то очень нехорошим голосом протянула:
- А вы, значит, большой специалист?
- Да, - как можно ровнее ответил я, разжимая пальцы. - Лицензированный. Вы что-то имеете против?
Она увидела цеховый знак мага, вытатуированный на левой ладони. Раздалось неопределенное хмыканье, а затем рыцарка прочистила горло и обратилась ко мне уже совершенно другим, деловым тоном с соответствующими оборотами:
- В таком случае, сударь, прошу посильной помощи. Пусть мне и нелегко это признавать, но здесь она будет необходима. И, разумеется, не останется без награды...
- Увы, но нет.
Так и не решив ничего с достойным погребением моего наполовину состоявшегося обеда, я оставил на стойке рядом с миской монету и засобирался в дорогу. Рыцарка явно от меня такой подлости не ожидала и даже попросила прощения, определенно рассчитывая его получить.
Я только досадливо поджал губы, накидывая капюшон.
Нет, я поступал так совершенно не из-за своего природного сволочизма. И не расплачивался за «собачий» суп, даже наоборот - прекрасно понимал, что мое предсказание не так уж и далеко от возможной истины... но проблема была в том, что ножны, притороченные к седлу, два дня как сиротливо зияли пустотой после схватки со старым лешаком в лесу у Перепелок: глубоко засевший клинок канул в землю вместе с трупом лесного духа, оставив меня только браниться на эту проклятую нечисть. А идти на неизвестное количество гулей с ножом, который хорош только для ритуалов и разрезания колбасы, я никогда в трезвом уме и здравой памяти не рискну. Навскидку тварей сейчас около полудюжины, не более того, иначе в трактире народу было бы вполовину меньше, а если эта храбрая воительница прищучила самку, демографический рост в популяции резко пойдет на спад - по неизвестной науке причине в холодное время года рождались гули исключительно мужского пола. Но в любом случае, мне здесь нужна была не столько магия, сколько полоска добротной стали с серебром, за которой я, собственно, и торопился на хутор Гар-Тан. Поэтому провожали меня крайне неприязненными взглядами.
Накрылась моя ночевка в трактире. Утонула, как кошель с деньгами в отхожем месте.
Перед тем, как вскарабкаться в седло, я взрезал себе палец и вытер выступившую капельку крови о шею коня. Потом положил руку на холку и сквозь зубы пробормотал заклинание. Перед глазами на мгновение потемнело от накатившей слабости. Конские зрачки изумленно расширились.
- Если ты и после такого будешь еле шагать, я продам тебя здешним гурманам. Уверен, они будут счастливы разнообразию в диете.
На хуторе я оказался еще до темноты.
* * *
- Тариен, ты же знаешь: я за тебя и в огонь, и в воду, и к теще в гости. Но не наглей ты так!
- В курсе, ага, - рассеянно отозвался я, копаясь в безделушках, оставшихся от ковки зачарованных клинков.
Кузнецы очень активно скупали по оптовым ценам у артефактников деактивированные или вышедшие из строя амулеты. Заклинания-Символы, нанесенные на них, требовались для начертания на оружии или доспехах (хотя святые ордены и открещивались от того, что используют банальную волшбу, называя чары не иначе как Божественной Благодатью), а «пустышки» можно было переплавить. Медь, латунь и бронза шли на подсвечники, крючки и сотни тысяч самых разнообразных вещей, жизненно необходимых в быту, а драгоценные металлы и камни перерождались в изысканные гравировки или же перепродавались ювелирам - по еще более божеским ценам.
Большинство из того, что я нашел, было для меня совершенно бесполезным, но одно колечко казалось многообещающим: однозарядное, красный камушек тускло блестел, ожидая магической активации. Я хмыкнул и под шумок опустил его в карман кафтана.
- Ты меня слушаешь вообще? - все пытался добраться до моего разумного и щедрого черногорец, важно выпятив вперед брюшко под покрытым прожженными отметинами, как оспинами, кожаным фартуком.
Я улыбнулся и дружелюбно похлопал его по нажитому «богатству».
- Все растешь вширь, старый друг?
Гверкк из клана Гар-Танн сдулся, смущенно что-то заворчал и заботливо погладил поруганную мною часть тела.
- Отстань. Я удивлен, как ты не раздался за восемь лет так, что рубаха трещит. Под южным солнышком да на спокойных-то хлебах.
Я только вздохнул, не став спорить.