— Лично — нет, — не стал спорить Ворон. — Мои фамилиары могут. Элейна хорошая чародейка, но даже у лучших из нас свои пределы. У нее, у меня.
Хэнт много раз представлял, как убьет Ворона. Как выбьет оружие из рук, как повалит на пол. И совсем уж глупо: представлял, что прежде, чем воткнуть клинок в брюхо, перед тем как провернуть его медленно, глядя Ворону в глаза, задаст вопрос. Всего один, совершенно бессмысленный, бесполезный теперь.
— Знаешь, ты не первый Избранный, кого нашла и кого так опекает Элейна, — продолжил тот. — За последние двадцать лет я похоронил не меньше восьми внезапно объявившихся братьев, кузенов и даже одного дядю. И каждый из них, как и ты, провозглашал себя тем самым избавителем, — Ворон подошел ближе. Глаза у него и впрямь были черными.
При нем не было оружия, да оно и не было ему нужно.
— Думаю, — отозвался Хэнт, и голос прозвучал хрипло,. — Ддля Элейны все очень просто. Кто убьет тебя, тот и Избранный.
— Логично. Хочешь им оказаться?
— Больше всего на свете, — честно признался он. Потому что хотел, действительно, до одержимости, до дрожи хотел. Не стать королем, не спасти страну от Предателя, даже не избавиться от той магической заразы, которую распространяли Ворон и его Врата, и которая призывала в мир гармов и прочую нечисть.
— А, — словно понял что-то тот, улыбнулся. — Так это личное. Не жажда власти и не вера в собственную правоту.
— Да, — слюна во рту горчила. — Личное.
— А я пришел, чтобы попытаться переманить тебя на мою сторону. Видимо, зря.
— Видимо. Ты когда-нибудь слышал про Леннар?
Хэнт спросил, хотя и так знал ответ заранее.
Понимал, что нет. Нет, король и Предатель, отцеубийца, который приносил в жертву людей, чтобы построить врата для монстров, не знал и не мог слышать о Леннаре. О крохотном городке, бессмысленном и тихом. Слишком скучном, слишком бедном.
— Разумеется, я «слышал про Леннар», — ровно, неожиданно прямолинейно, без снисходительной насмешки продолжил Ворон. Как плетью стегнул словами. — Это был небольшой город к востоку от столицы. Около четырех лет назад его разорили гармы. Леннар был третьим поселением у них на пути. Сначала пал Ал Грейн, потом Сареза, и в конце концов Леннар. Тех жителей, кого не убили гармы, вырезали мародеры. Я король этой страны, мальчик, не сомневайся, я знаю, что в ней происходит.
Хэнт рассмеялся, потому что это и правда было весело.
Интересно, по мнению Ворона, это знание хоть что-то меняло?
— Моя вина в том, что я не отправил людей на помощь тем, кто выжил. Войска пошли дальше, спасать четвертый город, пока его еще можно было спасти.
Когда Хэнт узнал о нападении на Леннар, он охранял купеческий обоз. Небольшую вереницу телег, которую Торговый Совет перегонял из Ал Грейна во Врасию. Последний, как потом оказалось.
Он так потом и не узнал, что стало с этим обозом, потому что ушел. До Леннара было два дня пути.
Хэнт уложился в один. Оказывается, иногда один день — это очень долго.
Он нашел Делию во дворе — еще теплую, раскинувшую руки, как поломанная кукла.
И в тот самый первый, самый больной миг Хэнт думал только: «Она не дождалась совсем немного. Пару часов». Почему-то казалось, что до самого конца она ждала и верила, что Хэнт придет.
Он сжег тело сестры вместе с домом, вместе со старой рябиной и кривой скамейкой, и больше никогда не возвращался в Леннар.
— Я убью тебя, — пообещал Хэнт. Почему-то прозвучало буднично и как-то даже со скукой. — Убью, чего бы это мне ни стоило. Я уничтожу все, что ты строил — всю ту гнусь, всю ту дрянь, что отравляет землю. Все, что тебе так дорого.
— Что ты знаешь о том, что мне дорого? — обманчиво тихо, ласково начал Ворон. — Кто рассказал тебе обо мне? Элейна с ее пророчеством об Избранном? С ее байками о борьбе добра со злом? Ты вроде бы не ребенок, чтобы верить в сказки.
— Оглянись вокруг: по лесам и городам теперь разгуливают монстры, чародеев истребляют как скот, и ты строишь врата, которые кормишь людьми. Сейчас нетрудно верить в страшные сказки.
Ворон передернул плечами, отступил на шаг. Наверное, мог бы ударить заклинанием, как сделал это с изувеченным левиафом. Но не стал.
Только поднялся в кронах над головой ветер и запахло снегом. Пронзительно и отчетливо.
— Значит, ты ошибаешься. И, если ты проживешь достаточно, тебе придется признать очевидное. Нет никакой борьбы зла с добром. Есть только борьба прошлого с будущим. Каждый миг, каждый вдох и выдох. Про эту борьбу известно только одно: прошлое проиграет.