— Здравствуй, здравствуй, — старик ограничился кивком. — Чего ж так орать‑то? Тут и так всё слышно.
— Я так рад, что встретил хоть кого‑то, — Ник остановился подле крыльца, приветливо улыбаясь. — Вы не подскажете, где я нахожусь?
Мужчина оглядел пилота с ног до головы, помолчал немного, и ответил:
— Сектор Орлан. Система Амадей. Планета Шедоу.
Молчание длилось долго. Пока путник пытался переварить только что сказанные ему слова, старик успел докурить свою трубку и заново её набить. Изредка он ехидно ухмылялся, но при это не произнося ни слова.
— И… кто вы? — решился на вопрос Ник.
Мужчина в кресле всё молчал, не прекращая ухмыляться. Пилоту вдруг захотелось плюнуть на всё на свете и врезать ехидному старикашке кулаком промеж глаз, а потом, свалив его на землю, пинать до потери пульса.
Своего пульса.
— Ну?! И кто вы?
Старик, в последний раз ухмыльнувшись, поднялся из кресла и растворился в воздухе.
— Замечательно! — закричал Ник. — Просто потрясающе! Спасибо большое за объяснение!
Пилот со злости пнул кресло–качалку и тут же раскаялся о содеянном долгим шипением — кресло не сдвинулось ни на йоту, но вот нога Ника тут же загорелась тупой болью. Он отчаянно плюнул на зловредный предмет мебели и решительным шагом направился в один из коттеджей.
Стучать не стал. Просто повернул ручку — дверь приветливо распахнулась, приглашая гостя войти внутрь. Убранство помещения было далеко не скромным; происходи это всё действительно на Земле, Ник счёл бы, что эти коттеджи предназначены для хорошо обеспеченных туристов. Дубовый настил пола укрывал мягкий ворсистый ковёр, у стен изящно вытягивались до самого потолка изысканно разрисованные шифоньеры. Огромная двухместная кровать, на которой красовались шёлковые простыня, подушки и одеяло, словно манила и звала. В какой‑то момент Ник даже решил немного вздремнуть, но, собравшись, прогнал прочь неуместные мысли. Вместо этого сев на краешек кровати, он достал из кармана куртки припасённую заранее бутылку пиво и стал медленно предаваться её распитию.
Что делать дальше — пилот не знал. В его голову стали предательски закрадываться идеи и скоропостижном самоубийстве самыми изощрёнными способами. Например — удушить себя хладноплазменной тетивой своего лука, или проглотить разрывной наконечник взрывающейся стрелы. «Неординарной ситуации неординарная смерть, — усмехнулся Ник. — А что мне ещё остаётся? Ждать у моря погоды? Снова идти вперёд, зная, что это совсем не Земля, как мне казалось поначалу?»
Внезапно заработала рация. Сквозь громкое шипение отчётливо слышался чей‑то мужской голос, но разобрать его было невозможно из‑за громких и режущих слух помех. Пилот некоторое время кричал в динамик, пытаясь выровнять волну, и сильно удивился, когда ему это внезапно удалось. Шипение практически стихло, и Ник, наконец, смог понять, кто говорит:
— Кто‑нибудь меня слышит? Господи, я так и знал, что это — Ад… я знал, я знал!
— Ваше преосвященство, — радостно завопил пилот, подпрыгнув на месте. — Ваше преосвященство, это я, Рэмми. Где вы? Как вы?!
— Ник? Я… в Аду. Я был прав, сын мой, прав.
— Как это — в Аду? Что вы видите перед собой?
— Геенну огненную! — с чувством ответил отец Эдвард. — Черти, демоны, терзаемые души… я был прав! Я всегда был прав!
— Радиус действия этих раций не больше тридцати километров. Но, чёрт возьми, не вижу я никакой геенны! Вокруг лишь поля да леса, а сам я сейчас пью пиво в элитном коттедже!
— И да не убоюсь я зла, — на фоне голоса епископа отчётливо был слышен страшный рёв сотен нечеловеческих глоток. Через мгновение святой отец, видимо, уронил рацию, и стал громко ругаться, вставляя меж матерными словами фразы «Прости, Господи». Зазвучали выстрелы его револьверов. По всей видимости, отец Эдвард вступил в бой.
— Ваше преосвященство! — попытался докричаться до епископа Ник. — Ответьте!
Но рация выключилась так же внезапно, как и активировалась.
Пилот обхватил голову руками и стал всерьёз задумываться о божественном или дьявольском происхождении этого места. Вдруг, то место, где сейчас находится святой отец — Ад, а поля и леса с коттеджами — Рай?
— Нехорошо без спросу в дом чужой входить, — заговорил неожиданно появившийся на пороге старик в жёлтом халате. В его зубах всё так же незыблемо дымилась старая деревянная курительная трубка.
— Нехорошо исчезать во время беседы, — буркнул Ник в ответ, не поднимая головы и продолжая пить пиво мелкими глотками.
— Какую гадость ты пьёшь, юноша! — поразился хозяин, подойдя к гостю и протягивая ему бутылку пива одной из самых дорогих марок во всей вселенной. — Вот, отведай лучше этого.
Пилот недоверчиво взглянул на мужчину и, поколебавшись несколько секунд, всё‑таки принял подарок.
— Меня зовут Филипп Огансон, — старик присел в кресло подле кровати. — А как твоё имя?
— Ник. Ник… вроде бы Рэмми. И я в печали.
— О, я тоже был в печали, когда впервые попал сюда.
Ник моментально оживился:
— Вы не представитель шедоуцев?
Филипп громко рассмеялся:
— Кого–кого?
— Ну, это я так назвал местных — шедоуцами…
— Брось. Нет никаких шедоуцев. Всё гораздо запутаннее, чем ты думаешь, и для среднестатистического гражданина галактики вовсе непостижимо. Я попал сюда восемьдесят лет назад на колонизаторском корабле.
— Сколько–сколько лет назад?
— Восемьдесят… ну, восемьдесят два года назад.
Ник хмыкнул:
— Вы неплохо сохранились.
— Ещё бы. Ты ведь терзаешь себя догадками, почему здесь пропадают люди и отчего всё вокруг так похоже на Землю, верно?
— Чёрт возьми, — хлопнул себя по лбу пилот. — Мой друг, священник, сейчас в Аду…
— В Аду? — изумился Филипп. — Ох, хреновые страхи у твоего друга, хочу заметить. Но забудь же о нём — он уже обречён.
— На что обречён? И причём тут страхи?!
— На смерть, конечно же. Смерть — самое милосердное, что он может сейчас получить в награду за то, что прибыл сюда. А страхи… во–первых, ты должен успокоиться, иначе мой рассказ ты воспримешь как бред сумасшедшего и с дикими воплями пулей бросишься отсюда прочь.
— А во–вторых?
— Во–вторых, устраивайся поудобнее и отбрось все сомнения. В данной ситуации сомнения — твой самый злейший враг. После страха, разумеется.
Ник закинул ногу за ногу и одобрительно махнул рукой:
— Валяйте. Я готов.
— Мне нравится твой настрой, юноша. Только благодаря ему на этой планете можно остаться в живых. Точнее сказать, не на этой планете, а с… ох, как. Столько лет здесь живу, а сформулировать свои мысли по поводу Шедоу до сих пор не могу. В общем‑то, нет никакой планеты, ясно? Вообще нет.
— То есть, как это — нет? Где мы сейчас находимся?
— Я же говорил, это слишком сложно для человеческого понимания. Ладно, будем считать, что планета есть, и она находится в системе Амадей. Так?
— Ну, предположим.
— Предположим, что до появления человека здесь уже жили разумные существа. Когда я говорю о появлении человека, я имею в виду зарождении его как расы.
— Предположим, — кивнул Ник, залпом осушив полбутылки пива, подаренной ему Филиппом.
— И я имею в виду сейчас не тех зелёных человечков, которые, по твоему мнению, живут на Шедоу. Я говорю о шаркеттах.
— Кто бы сомневался, — презрительно фыркнул пилот. — Они у меня костью в горле сидят.
— И не только у тебя одного, юноша. Шаркетты — древнейший народ, знающий стократ больше людей. Сколько, ты думал, разумных рас в известных нам пределах вселенной?
— Ну… шесть? Вроде бы. Но я встречался только с тремя из этих рас.
— А их гораздо больше. Гораздо — это в миллионы раз больше, понимаешь? В миллионы!
— И почему же они не объявляются? Не хотят идти на контакт?
— А ты представь себе ситуацию. В лесу есть муравейник. В нем живёт бесчисленное количество насекомых одного вида. Они построили сложную систему коридоров, имеют некое подобие общества. И вот, муравьи этого вида столкнулись с другими представителями своего класса, и решили пойти против них войной. Они убивают друг друга, воруют и поедают личинки, рушат колонии — и всё это вполне естественный процесс. Победивший вид получает право развиваться дальше, но мирное время не может продолжаться вечно — вскоре начинается новая война. И так раз за разом, столетие за столетием, сотни тысяч колоний бьются друг с другом не на жизнь, а на смерть. Нет предела этим баталиям, всё начинается снова и снова.