— Блин… начнём с того, что мы даже не уверены, что они ещё живы. Так чего ж отталкиваться от «если»? У нас, по–моему, просто нет выбора — мы должны сделать всё, чтобы достичь цели.
— А что за цель? — рассмеялся бывший командор. — Ты до сих пор понимаешь, какова была задача?
— Ну…
— Вот и я не знаю. Да и важно ли это? Смысл в процессе и осознании полезности этого самого процесса! Так что… постой‑ка, что это?
Александр склонился над могилой и смахнул рукой снег с креста. Под ним обнаружилась едва заметная, видимо, в спешке выцарапанная надпись: «Лилиан Стоун. 2689–2727. Я люблю тебя, мама».
Бывший командор сначала нахмурился, а потом его лицо покраснело от злости и крепко стиснутых челюсти. Александр сжал кулаки и выхватил из кобуры пистолет:
— Вот и цель нашлась, — прошипел он сквозь зубы. — И если любящая дочурка этой самой Лилиан Стоун всё ещё жива, то я обязан это исправить.
— Что исправить, чувак? — непонимающе уставился на товарища пират.
— Убить её, идиот! Убить!
Дин сначала пытался понять, за что нужно убить ни в чём не повинного человека, но вскоре сдался и, разведя руками, спросил:
— И зачем нам нужно её убивать?!
— Она, — Александр замялся. — Эта сука повинна в… чёрт! В том, что моё место занял Блехер! В том, что я оказался на Дирт Пуле! И, как следствие, в том, что сейчас я стою рядом с безногим калекой на дьяволом забытой планете, смекаешь?!
— Тише–тише, успокойся, — пират, похоже, совсем не обиделся на «безногого калеку». — Выкладывай всё по порядку. Каким образом она во всём этом виновна?
Бывший командор уселся прямо на могилу и махнул рукой:
— Долгая история. Достаточно знать лишь то, что она была глазами и руками Блехера в моей подставе. Понимаешь? Всё из‑за неё и этого долбаного командора–еврея!
— Ладно. Давай тогда поступим так…
— Нет! — рявкнул Александр, резко вскочив. — Я должен найти её. Если хочешь — иди за мной. Если нет — оставайся здесь и присоединяйся к той куче трупов, что ты видел в авианосце.
И, закончив свою речь, он быстрым шагом скрылся в снежной пелене.
Пирату осталось лишь пожать плечами и двинуться следом.
— Лейла, опусти пистолет. Или ты хочешь сдохнуть в гордом одиночестве? — со всё нарастающей злобой в голосе прошептала Седна.
Обиженная на весь свет федералка с пистолетом в руках держала под прицелом сразу всех: Ника с его спутницей, оглушённого ударом по голове сержанта с его наёмниками, один из которых всё ещё бездыханно лежал поодаль, и даже епископа с перерезанным горлом. Лейла, казалось, вот–вот лопнет от переполняющих её чувств, а палец на курке так сильно дрожал, что невозможно было понять, выстрелит ли ствол в следующее мгновение, или нет.
— Лейла, мы…
— Молчать! — завизжала федералка. — Всем молчать! Вы свели в могилу мою мать, и я отплачу вам тем же!
— Не мы её убили, — возразил Ник, судорожно оглядываясь в поисках оружия. Лук с колчаном найти не удалось, зато всего в шаге от пилота лежал один из револьверов епископа, и, судя по красному мигающему индикатору под барабаном, в нём остался всего один патрон. — Вам не надо было сюда прилетать. Зачем, а? Зачем, ты можешь сказать?
— Ты говорил, что теперь это стало неважно, бесчувственная сволочь! Ты хоть знаешь, что произошло с моей матерью?! Она умерла! Умерла! Она менялась на глазах, на её лице появлялись всё новые морщины, а тело всё больше иссыхало. Она даже кричать не могла — её губы слиплись от жёлтого гноя! И, даже достигнув столетнего порога, её тело не перестало жить. Она всё умирала и умирала, испытывая адскую боль. В один момент у неё лопнули глаза, выпали все волосы и зубы, кожа начала пластами слезать на окровавленный и залитый гноем снег, но мама всё ещё была жива! Ублюдки!.. Чёрт, да она билась в конвульсиях, когда от её тела оставался лишь скелет, внутренние органы, прогнившие насквозь, и иссушённые мышцы!
— Опусти пистолет, — вновь повторила Седна. — Твоё оружие не причинит мне никакого вреда. Я просто встану и вырву тебе глаза.
— Молчать!
— Лейла, — вздохнул Ник. — Мы здесь, под прицелом, и готовы выслушать, зачем ты нас искала.
— Чтобы защитить, идиот! Шаркетты как‑то обмолвились, что пустят вас в расход после того, как вы исполните некую миссию…
— Шаркетты, — сплюнул пилот. — Клянусь всем святым, что только существует в нашей галактике, что каждому из них я лично перегрызу глотку. Они везде! И странно то, что эти акулоголовые сами не прилетели на Шедоу…
— Молчать! — в очередной раз закричала Лейла.
— И что ты собираешься делать, девочка? — прищурилась Седна. — Убьёшь нас? А как улетишь?
— Милая, не надо, — прошептал Ник.
— Нет, надо. Так, детка! Если ты сейчас же не уберёшь ствол, то я…
И федералка выстрелила. Пуля со звоном встретилась со лбом девушки–робота, не причинив ей ни малейшего вреда, только лишь разозлив Седну. Пилот схватил свою спутницу за руку, не дав ей сделать следующий шаг, а Лейла, разревевшись, упала на колени и отбросила пистолет прочь.
— Пусти меня! Я вырву ей глаза!
— Тише, тише, хватит! — повысил голос Ник. — Никто ни в кого больше не стреляет, а кто‑то даже раскаивается в содеянном. Верно?
— Верно, — шмыгнув носом, тихонько ответила Лейла.
И вновь воцарилось молчание. Пилот наконец смог беспрепятственно пройтись меж лежащих на земле тел и отыскать потерянное оружие. Найденные после минуты поисков лук и колчан отправились за спину, револьверы были перезаряжены и Ник, учитывая складывающиеся обстоятельства, решил не выпускать их из рук. Карабин был отдан уже поднявшейся и крепко стоявшей на ногах Седне, и девушка, кивком поблагодарив своего капитана, молча подошла ко всё ещё рыдающей Лейле:
— Значит так, детка… ещё одна такая истерика — и, клянусь, вырву…
— Может, хватит? — осматривая обездвиженные тела, встрял в женскую беседу пилот. — Ты уже сколько раз обещала изничтожить её органы зрения, что пора бы уже либо решаться это сделать, либо прекратить угрозы.
- ..Вырву глаза, — не обращая внимания на пилота, закончила фразу Седна. — Ты меня поняла?
— Милая, блин, она смерть матери пережила. Давай сделаем на это скидку?..
— Не надо меня жалеть, — шмыгнула носом федералка. — Я сама виновата. И прошу прощения за свою глупость. Я столько всего натворила, что мне хотелось сделать хоть что‑то хорошее. А вышло из этого вот что…
— Отставить самобичевание! — нахмурился Ник, толкая ногой тело сержанта. — Просто перестань совершать глупости, и вы выберетесь отсюда живыми.
Седна, уже открыв рот, чтобы вновь пригрозить федералке, недоумённо повернула голову в сторону пилота и осторожно спросила:
— Что значит «вы»?
— Ну, то и значит, — пожал плечами Ник. — Ты, Лейла… Александр и Дин, если мы их разыщем. И этих… наёмников тоже прихватите, и десантируйте на любой колонизированной планете. Хм… а скрытень‑то ещё живой…
— А ты? Только не говори, что ты собираешься остаться на Шедоу! Я не дам тебе совершить какую‑нибудь геройскую нелепость, ясно? Не для того такой путь пройден, чтобы эпически провалить его здесь, на этой чёртовой планете!
— Путь будет провален только тогда, когда последний из нас будет уничтожен, не успев передать сведения о Шедоу в массы. Так что, милая, жизнь одного человека ничего не стоит в сравнении с сотнями миллиардов других.
— Нет, стоит! Для меня! И вообще, что это ты задумал? Зачем тебе здесь оставаться?!
Ник тяжело вздохнул. Ему бы очень не хотелось говорить об этом, но совесть, вдруг проснувшаяся в нём, не давала возможности умолчать. Он присел рядом со своей спутницей, и, глупо улыбнувшись, ответил:
— Оно уже во мне. И искоренить это из себя я не смогу. Либо — смерть, против чего мой разум отчаянно протестует, либо — уединение на Шедоу.
— Нет! — воскликнула Седна. — Тебе просто кажется! Здесь всё — иллюзия! Невозможно унести с собой или в себе какую‑то иллюзию!..
— Здешние иллюзии — лишь результат работы неведомой расы Шедоу. И ты сама прекрасно это знаешь, хоть и не хочешь это признавать.