– Ага, – ответил я. – Ну я тогда позавтракаю и пойду?
– Как хочешь, – Регина пожала плечами, – я тебя не гоню…
Я пожал плечами, понял, что очень хочется ответно поцеловать её, но как всегда, не смог. Вместо этого я вяло перебросился фразами о предстоящих планах и с радостью обещал поехать в загородный дом через пару дней. Потом потоптался, потоптался, да и пошёл.
5
Вот и настал день, когда я вновь должен был переступить порог отчего-матернего дома. Прошло всего лишь четыре астрономических дня, как я его покинул, но для меня за это время воздвиглась и распалась вселенная.
Меня всё ещё основательно мутило, и какие-то куски проживаемой реальности пропадали прямо на глазах: вот я где-то живу и в чём-то участвую, а вот – хоп! – и я уже в пяти метрах от только что виденного. Всё это напоминало моё вхождение в этот причудливый четырёхдневный мир, только теперь со мной присутствовала довольно основательная часть моего я, вполне способная адекватно оценивать мелькающую реальность и даже испытывать от мелькания ощутимый дискомфорт (собственно говоря, здесь был уже почти весь я, если какая-то часть и отсутствовала, то самая малая, ничтожная и неощутимая; с другой стороны, несмотря на свою малость, она могла быть и одной из главных частей). Моё с таким трудом выкарабкавшееся из покойной пустоты почти полноценное и полновесное я каждые пять минут норовило вернуться назад, в спасительное небытие. От моего персонального времени чья-то длань отрывала большие куски, комкала и выбрасывала.
Мне не хотелось возвращаться домой в таком мерцающем состоянии (ведь моё я могло исчезнуть в самый разгар беседы с родителями), поэтому я поехал к кузену. Кузен у меня был крутой манагер – далеко не последнего звена, – и поэтому любил жить свою выходную жизнь с московским шиком: клуб, колёса, фитнес (я никогда не мог разобраться в точной последовательности этих составляющих уикэнда, да и он сам, похоже, не мог). При этом он был не коренной москвич, часто ездил домой на пару недель и любил говорить, что там, в глубинке, всё то же самое, только клубы совсем убогие, а колёса не доезжают из-за бездорожья, поэтому их заменяет обычная водка. В последнее время кузен пытался остепениться и поумерить свое отдыхательное потреблятство, так что часто зависал на выходных дома, под пивняк и гашиш.
Гашиш у него был, за пивняком был немедленно послан я.
В мерцании телеэкрана, на котором без звука шёл какой-то параноидальный чёрно-белый нуар времён холодной войны, под тихое ритмичное буханье колонок (какой-то любимый кузеном невесёлый даб, вынесенный им из молодости девяностых) мы дунули и улетели.
В прошлый мой визит я смотрел по накуру третью часть «Терминатора» и запомнил только, что это очень смешной и позитивный фильм. Теперь же меня как-то странно распластало по дивану и целиком погрузило в кино. Кузен включил звук, и подозрительно сразу стало понятно, что парень с простым американским лицом пытается навести порядок в своём родном городке, жители которого перестали узнавать своих родных – те стали какими-то «другими» (я представил, что мама, отец, сестра или почему-то вдруг Регина стали «другими» и почувствовал ощутимый холод внутри; странное дело: обычно гашиш либо превращает реальность в россыпь изумительно смешных вещей, либо – при перекуре (о гашише нельзя говорить «передоз», хотя бы из сострадания к мрачным, злым и пропащим тварям, плотно сидящим на опиатах) – расщепляет сознание до сотни маленьких «я» и заставляет их бегать по кругу, играть в салки и одновременно громко друг с другом разговаривать; в моём случае это обычно вызывало дикий ужас и мучительное и неосуществимое желание поскорее спрятаться в сон; в этот раз, возможно, из-за остаточного воздействия феназепама, я просто очень остро и живо воспринимал действительность, пусть даже её сняли в пятьдесят лохматом году и показывали мне через чёрные южнокорейские ящики; я всё глубже погружался в сюжет и одновременно ощущал его своей шкурой; меня окружали нелюди, заменявшие моих близких и хотели упразднить и моё сокровенное, уже тёртое в покойной пустоте, я; позже, вспоминая, я подумал, что это скорее маме, отцу, сестре или почему-то вдруг Регине следовало ощущать мою чужесть – внезапное превращение подростка чёрт знает в кого… Вообще, подростки – это коконы, в которые заворачиваются наивные, открытые и жестокие дети-гусеницы, а вылупляется из подростка каждый раз какая-то совершенно невиданная тварь)…