С этими словами он и ушёл.
Про свой разговор с Богом я ему начал было рассказывать, но слов нужных не нашёл. Да и какие слова сошли бы для этого монстра? Он всё время перебивал, хихикал и корчил мне рожи. Потому что приходил смотреть не на пророка, а на говно.
38
Дня через три меня, как обычно, повели в сральник, а потом я начал умываться. Пока я фыркал, отсмаркивался и протирал глаза, в дверь неслышно вошли трое забойщиков. Один схватил мои руки и завернул за спину, второй зажал мне рот рукой в перчатке и заломил голову назад. Третий достал из кармана брезентового плаща серп и перерезал мне горло. Всё куда-то поплыло, пошло пятнами, застрекотало, дёрнулось, и меня не стало.
Забойщики наклонили моё тело над рукомойником, чтобы кровь хлестала в слив, потом подошли ещё двое с брезентовой скатертью, на которую рывком опрокинули моё тело. Двое пошли с моим телом в поварню, а забойщики остались замывать зеркало, рукомойник и пол.
В поварне скатерть водрузили на большой металлический стол, и самый дюжий мясник разрубил моё тело на шесть частей. Ноги и руки перенесли в рефрижератор, затем мясник вспорол моё безголовое тело от груди до паха умелым разрезом и начал по очереди, не спеша, вынимать внутренности. Лёгкие, желудок, кишки и селезёнку он бросил в специальный мешок, печень и сердце отложил отдельно. После этого он аккуратно отрезал пенис и тестикулы, положил их на блюдо с печенью и сердцем, поставил туда же голову и велел поварятам отнести остатки моего лишённого конечностей, головы, половых органов и внутренностей тела в рефрижератор. Блюдо он передал поварам, которые унесли его в смежную с разделочной часть поварни.
Один повар начал обжаривать внутренние и половые органы. Сперва он как следует вымыл сердце, печень и пенис в горячей воде, затем около часа отваривал их в солёной воде. Сердце он после варки нарезал полосами, а печень и пенис порубил на кусочки и положил три части меня на три разные сковороды. К печени повар добавил мелко нарезанные кусочки сладкого перца и помидорные ломтики, к сердцу – ржаные сухарики и молотый чёрный перец, пенис и тестикулы извалял в кляре.
Второй повар выбрил мою голову, надрезал череп на уровне верхней части лба, выпилил круговое отверстие и снял крышку черепа, отдал её обмыть поварёнку. Вычерпав мозги серебряной лопаточкой, он поставил их тушиться в сковороде вместе с овощами и зеленью.
Чрез некоторое время в гостиную внесли четыре блюда: печень и сердце с гречневой кашей, сдобренной специями – для Еловина и Барханова соответственно, пенис и тестикулы с рисом и овощами – для Макса и Дани, мозги тушёные с овощным рагу и картофельным пюре в качестве гарнира – для Ногина. Перед Максом и Даней стояли литровые кружки с чешским пивом, перед Ногиным – бокал сухого вина, перед Бархановым – стакан виски 1939 года, перед Еловиным – стакан русской водки.
Все пятеро едоков старательно пережёвывали и переживали меня.
39
и вот мы колышемся и перетекаем друг в друга, один во второго, и в третьего, и в четвёртого, и в пятого, и в шестого, и в седьмого, и в восьмого, и в девятого, и в десятого, нас очень много, гораздо больше жалких шести миллиардов, потому что некоторые из нас жили очень давно, некоторые только будут жить, а есть и такие, которые ещё живут, но всё равно они уже здесь
вечность похожа не на лодку, как я думал Арсеньеву в кабаке, а на огромный, больше всех когда-либо спускаемых с земных верфей, лайнер – с бесконечным количеством кают, рекреационных палуб, кабаре и теннисных кортов, а также специальных кают для встреч разного
такие места встреч разного нужны для окончательного успокоения, там формы окончательно соединяются, чтобы забрать мучительное, туда заходят мерцающие пассажиры, а выходят оттуда полные и сияющие, пульсирующие всеми цветами радуги