А тут весной, каким образом, не знаю, из лагеря нас, маму и тетю Дусю отдали помещику. Он нас поселил в сторожевую хатку с русской печкой. Мама и тетя Дуся у него работали от зари и до зари, а Вася и Лида пасли у них скот. Вечером мама с тетей Дусей приносили молока и хлеба, мы чуть окрепли. И тут мама и тетя Дуся узнали, что от немца освободили Калужскую область, и они засобирались домой.
В Слободу вернулись в августе 1944 года, вся сожжена, ни домика, только церковь осталась. Это все рассказывала мама (она умерла в 1970 году), а сама ничего не помню, мало что вспоминаю. Все мы и физически, и психически стали больными людьми, из лагерей ни один человек здоровым не вернулся. Сестра Тома умерла в 1960 году, не перенесла всех болезней. Я инвалид I группы, слепая. Сестра Катя слепая и глухая. И вообще у всех узников нарушена психика, все больные.
Немного о себе. Живу в Боровском районе (не хочу войну вспоминать), но концлагеря перевернули всю мою жизнь: переболела всеми болезнями, стала плохо видеть. Из-за зрения пошла в школу в 10 лет, в спецшколу никуда не отправили (да в Слободе мы и не знали, что есть слепецкие школы). Из-за здоровья школу не окончила, пошла работать на стройку в Хвастовичах. Там вышла замуж за зрячего парня, родила трех дочек, и муж нас оставил, ушел к зрячей женщине (а я стала слепнуть). Дочки хорошие, здоровые. И тут мне помогла Советская власть, а конкретно Кряжев Михаил Федотьевич, председатель областного УПП ВОС. Из-за зрения я не могла нигде работать, а он меня направил в Боровское УПП ВОС как инвалида по зрению. Здесь мне директор В.С.Тарантасов дал комнату со всеми удобствами и обеспечил работой, где тружусь и в данное время.
На Боровское УПП ВОС я приехала в 1981 году. Старшая дочь училась в Калужском пединституте, средняя пошла в 10-й класс, а маленькая — в 1-й класс. Прошло 16 лет. В 1985 году получила двухкомнатную квартиру. У всех моих дочек по дочке, то есть у меня три внучки. Вторая дочка окончила Смоленский мединститут, работает врачом и получила двухкомнатную квартиру. А я живу с двумя дочками, двумя внучками, жизнерадостная и веселая. Проработала всего 40 лет, ветеран труда, узник, инвалид I группы. Вроде все нормально: вырастила, выучила дочек и заработала пенсию себе на старость. Только вот жизнь — сложная штука. И кому поклониться, и кому помолиться? И как мы смогли выстоять в эту трудную, нечеловеческую годину?! И от всей души земной вам поклон, люди.
Помни имя свое
Аулова (Сенюхина) Анна Андреевна
1936 г.р., ур. д. Яровщина Жиздринского р-на Калужской области, проживает в г. Жиздра Калужской области
Я, Аулова (Сенюхина) Анна Андреевна, рождения 7 апреля 1936 г., уроженка д. Яровщины Жиздринского района Калужской области, хочу вкратце описать то, что помню сама о войне. Я малолетний узник, как и многие, была с матерью, Кондрашовой Ксенией Филипповной, угнана в Германию. О холоде, голоде и других лишениях таких людей известно давно, а вот то, что меня до сих пор преследует запах гнилой брюквы, которой нас кормили, знаю только я.
Очень хорошо помню, как мать со мной дважды с дороги пыталась убежать ближе к линии фронта, ближе к России. Дважды немцы ловили нас и возвращали в тот же поезд, в те же вагоны, во всяком случае к таким же бедолагам, как и мы.
До сих пор с болью вспоминаю о смерти двух мужчин-чехов, которые помогли нам бежать первый раз, взяли нас в поезд-товарняк, идущий к линии фронта, спрятали нас за досками, делились с нами едой. Но однажды эти чехи-проводники сказали моей матери: «Пани, выходите лучше сами, жандармы с собаками осматривают все вагоны». Мы вышли. Нас увели, а чехов расстреляли прямо возле вагонов.
А вот картина: состав вагонов с двух сторон. Навстречу друг другу идут жандармы с бляхами на груди, с огромными собаками на поводках. Это и сейчас стоит перед глазами.
После второго нашего побега нас посадили в тюрьму. Помню: спускаемся по ступенькам вниз, попадаем в очень длинный коридор со множеством железных дверей. Одну из дверей открыли и втолкнули нас внутрь. Это был каменный мешок, если можно так выразиться. Железная кровать опускалась с потолка только на ночь, а все остальное время мы вынуждены были или стоять, или сидеть на цементном полу. Очень высоко над головой было крошечное окошко с решеткой, так вот, помню, как мать поднимала меня на руках вверх и просила дотянуться до решетки, ухватиться за нее и подышать свежим воздухом, посмотреть на свет. За вторичный побег меня решили отобрать у матери.