Небольшое отступление: почти все мое поколение помнит фильм «Помни имя свое», где героиня в исполнении Л. Касаткиной просит сына-узника не забывать свое имя, когда их разлучают.
Так вот, когда я, взрослая женщина — сама уже мать — увидела этот фильм впервые в кинотеатре, со мной случилась самая настоящая истерика, и такая, что даже остановили показ фильма. Я вспомнила. Все ярко встало перед глазами! Когда меня отбирали у матери, то она давала мне в руки с чем-то баночку и просила: «Запомни, ты из Жиздры, запомни, ты из Жиздры». Так вот повторилась моя история через много лет после войны.
Но судьба была благосклонна ко мне, меня вернули к матери (со слов матери, помог какой-то русский) и нас погнали дальше в Германию. Уже в Германии помню холодное каменное здание, людей, буквально притиснутых друг к другу вповалку на полу. От тухлой гнилой брюквы болели животами все и выживали кто как мог.
Все описать невозможно, скажу только, что после войны я еще лет пятнадцать кричала по ночам, вскакивала на кровати, пытаясь убежать и куда-то спрятаться, и это повторялось каждую ночь. Но сейчас, слава Богу, такое случается реже.
Вместе с нами были другие семьи из Жиздры, две из них и сейчас проживают здесь.
Выжили, поддерживая друг друга
Иван Балабаев
д. Дынное Калужской обл.
Вторая мировая война никого не пощадила: ни безусых юнцов на передовой, ни немощных стариков, женщин и беспомощных ребятишек на оккупированной территории, ни узников концентрационных и трудовых лагерей. Последним наряду с каторжным рабским трудом приходилось переносить зверские побои, варварское издевательство и немыслимое унижение...
В 1941 году я вместе с другими ребятами из Дынного перешел во второй класс. Только доучиться не пришлось: началась война, учителя разъехались, школу закрыли. Нас часто собирали возле правления колхоза на митинги, где рассказывали о ходе боев, учили обороняться.
В марте мужчин и подростков увезли в Брянск. Остальных полицаи погнали в Жиздру, а затем — в Клетню и Алексеевку. Там, сгорая поначалу от стыда, я научился побираться, просить милостыню. От голода и холода многие заболели тифом, многие умерли. Но наша семья (к тому времени отца-инвалида отпустили из Брянского концлагеря), сплотившись и поддерживая друг друга, выжила. Вскоре, когда и под Алексеевской стали слышны разрывы снарядов, нас, переселенцев, снова погнали в дорогу. На станции Красной людей вместе с коровами и лошадьми погрузили в вагоны, и через несколько дней эшелон привез нас в чужой далекий Алитус.
Дней десять спустя немцы провели фильтрацию. Нас отправили дальше в Германию... Везли через Польшу. На станциях поляки сочувствовали нам, старались подкормить нас — давали булку, колбасу. А когда мы прибыли в конечный пункт своего назначения — лагерь в городе Котбус, о доброте и нормальной пище пришлось забыть.
Немцы распределили нас по баракам, где ютились узники из Белоруссии, России и Украины. Они работали на близлежащем заводе; там же стали работать и наши родители. И мы, дети, тоже не сидели сложа руки: убирали с территории лагеря мусор, на кухне чистили брюкву. Именно ею нас в основном и кормили. Давали еще 200 граммов хлеба, испеченного пополам с опилками.
Каждый выходной я убегал из лагеря, чтобы добыть хлеба. Нередко охранники ловили меня, отбирали с трудом добытые крохи, задавали хорошую трепку и даже грозились пристрелить. Однако угрозы их не действовали, поскольку нужно были кормить семью.
В 1944 г. наши войска освободили Польшу. А я тем временем познакомился и крепко подружился с одним немцем, воевавшим в России и оставившим службу из-за инвалидности. Мне он запомнился очень добрым, чутким и внимательным человеком. Немец часто подкармливал меня (видно, жалел), учил фотографировать. Как мог заботился. А еще нас роднило с этим давольно-таки странным на первый взгляд мужчиной общее неприятие безумной, жестокой войны и осуждение Гитлера.
А война продолжалась. Шел март 1945 года. Когда советские солдаты были уже на подступах к Германии, немцы эвакуировали пленных в сторону Берлина. А нам, семейным, постоянно отстававшим от общей колонны, велели оставаться на месте. Прожив с неделю в большом рву возле деревни, мы дождались освобождения. Советские войска переправили нас в Дрезден, где со слезами на глазах мы встретили великий день Победы. Мы обнимались, смеялись и плакали, не веря, что остались в живых.