-- Тебе это зачем? -- раздался за моей спиной удивленный голос жены.
Не оборачиваясь, я хмыкнул, пожал плечами и, быстро-быстро проскользнув между столиками, скрылся в "комнате для мальчиков".
"Тебе это зачем?" -- спросила жена, но... разве я знал, что ей ответить.
К десертам я вернулся не скоро.
Оказавшись один в туалетной комнате, я сначала умылся, затем посмотрел на себя в зеркало и прошептал:
-- Тебе это зачем?
Но ответа по-прежнему не было.
Тогда я умылся еще раз и, продолжая разглядывать свое отражение, задал другой вопрос:
-- И что за истерику ты устроил?
Но и на этот вопрос я не знал, что ответить.
Умывшись в последний раз, я тщательно вытер лицо и руки большими и очень мягкими бумажными полотенцами и покинул "гавань спасения".
К своему месту я шел не спеша и все время оглядывался в поисках старухи. К счастью, бабы-яги нигде видно не было. Я уже почти вздохнул с облегчением, как заметил обращенные ко мне взгляды жены и сына.
Наблюдая за тем, как я "прокрадываюсь" между столами, Евгения и Евгений улыбались. Причем их удивительно похожие улыбки показались мне, с одной стороны, насмешливыми, что вполне можно понять, а с другой -- сочувственными. И именно эта сочувственность почему-то отдалась в моем сердце уже забытой было тревогой.
Стараясь замаскировать возникшее неприятное ощущение под недоумением, я спросил:
-- Что?
Сын попытался принять серьезный вид, что у него не получилось, и, явно сдерживая смешок, ответил:
-- Ну, ты как всегда...
-- То есть?
-- Как всегда, сумел отыскать нечто там, где этого быть, ну, никак не могло.
-- В смысле?
Теперь, откровенно посмеиваясь, Женька сказал:
-- По словам экскурсовода, эта... -- тут он заглянул в телефон, что-то там прочитал и, пытаясь изобразить иностранный акцент, произнес: -- АНСИАНА -- достаточно известный местный персонаж, и не только из-за своей внешности. Местные жители уверены, что она... -- сын опять заглянул в телефон и прочитал другое слово: -- БРУХА.
Возможно, эта забавная и специально подготовленная интермедия должна была меня развеселить, но мне почему-то смешно не стало. Наоборот, я ощутил, как тревога, покинув место своего зарождения в области сердца, опустилась в живот, и оттуда ее щупальца стали расползаться по всему телу.
-- Ты хоть понял, что он сказал? -- спросила наблюдавшая за мной Евгения.
Ее только что веселая улыбка продолжала оставаться на губах, но в темно-карих глазах веселости уже не было.
Я молчал, и жена, не дождавшись ответа, добавила:
-- Бабка твоя -- ведьма.
6
Вот и настал момент напомнить о еще одном определении чуда: "Нечто необычное, объект, субъект или явление, вызывающее удивление, восхищение своими качествами".
Почему именно сейчас я решил вспомнить об этой фразе? Да потому, что минут через тридцать после того, как мы покинули злосчастный поселок с "живой" Каталонией и не менее живой бабой-ягой, километров за десять до автострады это чудо нас и поджидало.
Вспоминая те самые полчаса, я с сожалением должен отметить, что для меня они прошли под знаком: "Бабка твоя -- ведьма!"
Не то чтобы я сильно рефлексировал по поводу смысла этой фразы, но настроение мое было далеко не лучшим. Я ощущал себя словно замороженным, погруженным в вакуум безмыслия, с пульсирующей где-то в глубине того вакуума нервозностью. Перманентное ожидание "чего-то" не отпускало меня ни на миг. Именно поэтому (другого объяснения просто не приходит на ум) я умудрился пропустить мимо ушей крайне интересную историю. Историю, рассказанную Эльвирой после того, как наша туристическая команда заняла места во вновь прибывшем автобусе и Эльвира представила нового водителя:
-- Прошу любить и жаловать, это Алекс, замечательный водитель и прекрасный человек. Мы с ним не один десяток экскурсий провели вместе.
-- Здра-ствуй-тэ, -- кивнул всем нам улыбчивый белобрысый поляк лет тридцати и добавил, уже обращаясь к Эльвире: -- Спасыибо болшое.
И вот тогда-то Эльвира объявила, что считает себя обязанной дать пояснения ситуации, невольными заложниками которой мы все стали.
Именно те пояснения, именно в тот момент, и прошли мимо меня. Осмыслил я их (хотя, можно даже сказать, что впервые о них узнал), лишь на следующий день, ближе к вечеру, когда наша семья уже находилась в аэропорту.
В ожидании своего рейса мы сидели в кафешке, пили кофе и перекусывали вкуснейшими бутербродами с вяленым мясом. Я и Евгения неспешно беседовали об удавшемся (и тут наше мнение полностью совпало), отпуске, ну, а сын наш не только променял бутерброды на сладкие круассаны, но и, отгородившись от всего мира, в том числе и от нас, своими нереально огромными наушниками, участия в разговоре не принимал.
-- С одной стороны, конечно, жаль испанца, -- вдруг произнесла Евгения, -- но не стоило ему так поступать.
Я с непониманием воззрел на супругу и заметил, что она с вновь вернувшимся интересом поглядывает в сторону магазинов duty free. Почему с вновь вернувшимся? Да потому, что, казалось бы, испытание дьютифришным шопингом мы уже успешно прошли, после чего отдыхали от него в кафе, но... вот поди ты.
-- Ты вообще о чем? -- спросил я.
Но супруга словно меня не слышала и продолжала свою, непонятную мне мысль.